Упражнение в арифметике

«Рубины» – часть балетного триптиха «Драгоценности». Идея навеяна музыкой Стравинского, шиком голливудских мюзиклов и эстетикой Бродвея. Исполнители в ярко-красном и золотом образуют дизайн ожерелья с подвесками (общий танец) и большим камнем (центральным дуэтом и солисткой) в центре. Рубиновое великолепие возникает в атмосфере некой условной дискотеки с «отвязной» веселостью и джазовыми «выхлопами». Есть мнение, что в спектакле показан образ Америки, точнее, Нью-Йорка, хотя в своей книге «Сто один рассказ о большом балете» постановщик это отрицал. В «Рубинах» танец явлен во всей красе и мощи, как энергетический выброс, а не как способ иллюстрации идей. Смешно спрашивать, о чем этот спектакль, если, конечно, вас не устроит ответ «о возможностях движения».

Если отпустить в никуда зримую музыкальность Баланчина, получится, как говаривали братья Стругацкие, «очень веско и на полметра мимо». Не все исполнители достигли того, что требовала от них американский репетитор, представитель Фонда Баланчина Сандра Дженнингс. А хотела она ювелирной (балет о рубинах!) точности, когда тело не зажато, мелкая техника стоп вычищена до блеска, а танец с привкусом легкого эротизма льется без усилий. Неплохо также отдавать себе отчет о том, что суть пластики – в непрестанном сражении ракурсов тела с его же равновесием. На первом показе девочки-корифейки отрабатывали баланчинские синкопы со старательным равнодушием, забыв о природном кокетстве. А ведь на нем строится художественность: через женское лукавство переданы изменчивый блеск и переливы драгоценного камня. Но американке наверняка понравились солисты «Рубинов» Наталья Осипова и Вячеслав Лопатин. Они танцевали игриво, но без переигрывания, элегантно, но не манерно, и ловко, но без трюкаческого цирка.

«Херман-Шмерман» (название – игра звуков) исполняют в черных трико, желтых юбках и стильных полупрозрачных купальниках от Версаче. Пять танцовщиков, работая в быстрых темпах и дискутируя с дискретными аккордами музыки современного композитора Тома Виллемса, создают контраст медленному дуэту-дуэли. Брутальный танец (по сути – напоказ выставленное соперничество в мастерстве) рождается из нарочитой расслабленности: только что артист враскачку бродил по сцене и вдруг резко ныряет в наклонный арабеск или змеей гнет позвоночник. Классическое па в старых балетах, как античную скульптуру, можно рассматривать долго, а здесь зритель должен бросить взгляд – и оценить манию технического совершенства, сделать вывод о превосходстве действия над созерцанием. И видно, как Баланчин сделал первый шаг в преобразовании балета, а Форсайт – второй. Он довел до предела недоверие искусства XX века к метарассказу и избавил публику от труда интерпретаций. Артист Форсайта становится программируемым компонентом функциональной системы, танец под музыку равен упражнению в арифметике. Короткие, танцевально плотные балеты – истина о себе самих, мир без причинно-следственных связей и иерархий. Лишь одна иерархия осталась – витальная и анатомическая: предел установлен движенческими возможностями человека.

«Херман-Шмерман» – путь, где исполнителю можно и нужно предельно вопрошать собственное тело. На этом пути ассистент хореографа Ноа Гелбер ставил перед артистами взаимоисключающие требования. С одной стороны, он хотел, чтобы они были на сцене самими собой. Но быть собой для российского танцовщика значит следовать школьной классике. Поэтому второй завет Гелбера – научить исполнителей исследовать свое тело, «иначе классический балет превратится в искусство запретов» – срабатывал в героической борьбе с моторной памятью. Солисты Большого (лучше всех – дуэт Анны Окуневой и великолепного Дениса Савина, но и прочие – Анастасия Яценко, Алексей Матрахов, Анна Тихомирова и Андрей Болотин) не подкачали, хоть и станцевали «мягкого» Форсайта. Они порывисто разворачивали тела в повторяющихся позах в пол-оборота к публике, сгибались в бесконечных телесных «свингах», акцентировали сильные доли в музыке и разбрасывали колючую колкость деталей.

В новом спектакле задействовано несколько составов. И труппе, чтобы танцевать Баланчина с Форсайтом (а также грядущие премьеры) правильно и ярко, предстоит понять: дружеский и провокационный вызов канону – это всерьез и надолго. От современного искусства никуда не спрячешься. Даже в академическом театре.