Путь, опасный, как военная тропа

Спектакль-путешествие движется среди немыслимой красоты кинопейзажей горных дорог между альпийскими деревушками и сжатых пространств комнат, где обитают пациенты деревенского доктора. Кристиан Люпа разместил киноповествование на трех гигантских экранах, вдоль сценического задника, где кадры лесных тропинок, бегущих между золотыми и багряными лесами, сменяются темными ущельями и подступающей ночью. Комнаты-коробочки выезжают из стен с двух сторон сцены, обставленные с гипернатуралистической детальностью: картинки по стенам, трюмо, занавески, кровати с панцирной сеткой или, наоборот, – с мягкими матрасами. Комнаты индивидуальны и не похожи друг на друга, как не похожи их обитатели: старая дева и преуспевающий промышленник, бедный музыкант и князь Саурау. Однако и на комнатах, и на их обитателях лежит ощутимая общая печать беды, боли, распада и неустройства.

Исследователями творчества Бернхарда давно замечено, что сюжетом в его романах движут отнюдь не события – развивается сама резко очерченная писателем ситуация. В «Помешательстве» двое героев – Отец (сельский врач) и его двадцатилетний сын Томас бредут по аду и чистилищу самых разных человеческих душ. Врач слушает пульс и проверяет горло, приставляет к груди фонендоскоп. Но для его пациентов важнее возможность выговориться, излить наболевшее, рассказать о своих невидимых миру слезах и пожаловаться на видимые язвы. И для Бернхарда, и для Люпы страдания плоти – всегда всего лишь видимые проявления болезней души. Уязвленная гордость, неосуществившиеся надежды, преступные страсти и желания вызывают паралич и боли суставов, расстройства координации и головокружения. Герои Бернхарда больны одиночеством и страхом, тоской и отчаянием, они заражены паразитами лжи и самообмана, замкнуты не столько внутри своих страданий и больничных коек, но внутри своего эгоистического «я».

Перед врачом не стесняются обнажаться и телесно, и духовно. Излюбленный Бернхардом образ голого человека на голой земле явлен в спектакле Люпы с предельной отчетливостью. Но неприглядность больной плоти – ничто перед отталкивающей изнанкой души, выворачиваемой пациентами.

Отец (Жан-Шарль Думей) уже закален годами и опытом. Но юный Томас (Матфей Сэмпьер), поначалу подчеркнуто безучастный, постепенно перестает быть просто пассивным наблюдателем, а активно включается в процесс коммуникации, в котором сострадание борется с отвращением. Приобретая опыт, душа теряет невинность – инициация проходит болезненно; путь взросления, по Бернхарду и Люпе, весьма амбивалентен. Поворотным пунктом становится визит к князю Саурау (Тьерри Боск), богатому помещику, история семьи которого занимает всю вторую половину спектакля.

Прелестные сестры Князя (Валери Древиль и Анна Си) и его юные дочери (Лола Риккабони и Мелоди Ричард) образуют своего рода «женский уголок» в мужской атмосфере спектакля. Одна из лучших сцен – параллельный дуэт женских пар в двух комнатах. Перекликаются и накладываются друг на друга голоса, перекликаются и накладываются темы. Перекликаются ситуации. Прелестные и откровенно порочные женщины ведут друг с другом пряную и дразнящую игру с отчетливым привкусом кровосмешения.

Сам Князь говорит, не умолкая ни на секунду, с пулеметной скоростью и невероятным напором. О том, что такое любовь. И нужен ли Бог, если есть человек, которого ты любишь. О самопожертвовании и самопознании. О долге и боли, об одиночестве и пути. О смерти, которая требует сил, и о жизни, которую надо преодолевать. Но за всеми изгибами красноречия – тоска по отсутствующему сыну, разъедающая боль от разлуки, та маета души, от которой не вылечит ни один врач.

Юный Томас закрывает глаза руками, отворачиваясь от открывшейся наготы мира. Его отец продолжает исполнять долг врача, остающегося со своими пациентами, даже когда помочь уже нечем. Похоже, Кристиан Люпа, долгие годы последовательно и бескомпромиссно исследующий пороки, страхи и фобии современной Европы, в чем-то ощущает себя сродни сельскому врачу с его скромным чемоданчиком врачебных инструментов и осознанием пути, по которому ведут долг, сострадание и немного любопытство.