Свидание во сне

В последние годы Музыкальный театр активно расширяет балетный репертуар, включая одну за другой постановки современных хореографов. На Большой Дмитровке исполняют два балета Начо Дуато, два – Килиана, еще ранее был один балет Эло. Так что и публика театра привыкла к разнообразию, и танцовщики раз за разом все смелее приглядываются к неклассической хореографии. Самое главное, что такие постановки давно перешли из разряда экстраординарных событий в русло повседневной кропотливой работы: ведь нашим классическим танцовщикам непросто, исполняя модерн-данс, включать совсем иные мышцы, а потом снова возвращаться к репертуарной классике.

Нынешняя премьера дополняет афишу еще одним балетом Килиана и новой вещью Эло. Второй хореограф, кстати, учился и работал у первого, что видно по постановке. Мало того, оба балета были поставлены несколько лет назад в одной труппе (Нидерландский театр танца) с интервалом в год.

Вечер оказался несколько монотонным, и если б не искрометный финал программы (два репертуарных балета Килиана на музыку Моцарта), публика ограничилась бы вежливыми аплодисментами. К тому же новые московские балеты не равнозначны по уровню: поздний Килиан по-прежнему завораживает, а его ученик всего лишь вызывает любопытство.

«Первая вспышка» по замыслу автора посвящена неким «первым радостям танца», то есть самому процессу: возможно, Эло вспомнил, как в первый раз поставил собственный балет. Эта «вещь в себе» на жаркую музыку Сибелиуса получилась холодной, маломузыкальной и пластически однообразной: разницу настроений дает лишь смена световой партитуры, когда на сцене видны то смутные телесные контуры, то, наоборот, ярко освещенные фигуры в сером. Формально в балете много чего происходит. Вот размашистый бег, вот скрупулезное копошение. Нога женщины молниеносно проносится над согнутой головой партнера. Кто-то проползает под расставленными коленями соседа или прыгает так, словно перебирается через болото по кочкам. Не счесть элементов классики, смешанных с чем угодно: Эло играет контрастами разных техник. Сделал исполнитель тур – и лихорадочно вцепился пальцами одной руки в локоть другой. Встал в канонический арабеск – и лихо распустил кисти рук на свободу, вне академических канонов. Выпрямил спину – сжал кулаки, прогнулся дугой – переступил с носка на пятку, невесомо вознесся вверх – и присел, подчеркивая тяжесть тела. Но игра в нечто с хаотическим обилием крупных и мелких па быстро становится скучной. История танца в «Первой вспышке» мелькает, как наспех пролистываемый словарь-справочник. И многозначительность финала, когда музыка кончилась, а дуэт все продолжает танцевать, не снимает с балета привкус рациональной сухости.

«Бессонница» – это шесть монологов и четыре дуэта за 26 минут действия. Плюс музыка Дирка Хаубриха, стук с металлическим оттенком, а на самом деле – препарированный до неузнаваемости Моцарт (его «Адажио и рондо для стеклянной гармоники и квартета»). Балет хорошо описывается его названием, когда в сонных грезах тайные движения души становятся явью, а мысли и чувства спутаны. Позади сцены маячит белая стена с темными разрезами – место, где рождаются иллюзии. Там царит непредсказуемость, и тело может разделиться на части: голова живет отдельно от торса, нога гуляет сама по себе, рука вполне автономна. Артисты выталкивают друг друга из области небытия, чтобы потом забраться туда обратно. После выхода из стены тела медленно корчатся на полу, как в замедленной киносъемке, или резко меняют ритм движения в воздухе. Тени контурами мелькают на стене, словно живые существа, колеблясь и раздваиваясь.

Женщина в коричневом купальнике приходит на свидание со своим воображением: оно порождает адекватного глубинным женским мечтам кавалера в виде мужественной сомнамбулы. Во время дуэта бессвязное слияние пар порождает четырехруких и двухголовых монстров, а позы, в которых надолго замирают танцовщики (из разряда «так стоять неудобно и полминуты»), становятся признаком туманного абсурда: как будто читаешь стихи Велемира Хлебникова. Сила этого балета в парадоксе Килиана. Он подметил, что ситуация сновидения (или состояния, ему предшествующего, когда все в голове как бы плывет) особо подходит для модерн-данса. Ведь ночами в нашем подсознании чего только не бывает! И смещение центра тяжести, «рассыпающийся» позвоночник, балансирование на одной ноге и резкие «выбросы» таза кажутся единственно возможным средством коммуникации.