Константин Рубинский: "Господи! Не прощай мне: я ведаю, что творю"

Константин Рубинский родился в Челябинске в 1976 г. Окончил Литературный институт им. Горького. Стихи печатались в журналах «Пионер», «Светлячок», «Урал», «Детское творчество», «Мы», «Юность», «Дискурс», во многих сетевых изданиях, в альманахах. Автор книг: «Фантазия для души с оркестром», «Календарные песни», «Введение в детствоведение», «Элегия дождя», «Развязка». Стихи входят в региональные учебники для школ «Литература. Россия. Южный Урал».

Творчество, многосторонняя общественная и преподавательская деятельность Константина Рубинского отмечены премиями: Международного фестиваля «Рыцари СпАрта», Международного конкурса учителей (I Место, награда «Золотой Глобус»), «Президентской премией за работу с одарёнными детьми», «Золотая Лира» (2008), им. Максима Клайна (2010).

Лауреат Государственных губернаторских премий (Свердловская область, Челябинская область). Автор более 20 спектаклей, неоднократный лауреат национальной театральной премии «Золотая Маска» (2006, 2008, 2011, 2015).

Ведёт мастер-классы поэзии в Международной творческой школе «Новые имена» (ЮНЕСКО) в Суздале, в Москве при «Российском фонде культуры».

Живет и работает в Челябинске.

Член Союза писателей России.

Поэзия Константина Рубинского изысканна, утончённа, филигранна. Драматургические, сложные смысловые ходы втиснуты в размер, в строфу, порой даже в строчку - и это предопределяет высокую концентрацию, смысловую и звуковую полифонию текстов.

Характерна образность поэта, которая почти лишена этой самой образности, роль которой играет достоверность фактуры. На носовом платке (так говорят футболисты) малости лексического пространства возникают сдержанные, и от того еще более сильные чувства:

Под бечёвкой бельевою —

Влажный длинный след.

Ты останешься со мною,

Даже если нет.

Над колодезем дворовым

Облака прошли.

Не смогу себя живого

Представлять вдали.

Шепотком с твоей сорочки

В пыль идёт вода.

Без тебя ничто не прочно,

Даже если да.

Цветаевская усталость от «уступчивости речи русской» дана поэту не изначально – это результат непрерывной внутренней работы над словом. В стихах Рубинского эта работа доведена до абсолюта - в строчках не видно следов самой этой работы.

Константин Рубинский - автор более 20 спектаклей, неоднократный лауреат национальной театральной премии «Золотая Маска» (2006, 2008, 2011, 2015).

О творчестве поэта замечательно пишет наш автор Олеся Николаева:

«Его стихам свойственен пантеизм, но не растерянный и панический, а величественный – разговор королевича Елисея с ветром, солнцем и месяцем наравне…

От горделивой возвышенной надменности Рубинский то и дело переходит к осознанному просветленному самоотречению».

Творческий вечер Константина Рубинского можно посмотреть здесь.

Когда меня с поэтом знакомила его ученица - поэт и издатель Дана Курская, одна из ведущих сейчас поэтических фигур Москвы, она мне шепнула: «У нас в Челябинске в искусстве он значит почти все».

Потом я разделил восторг Даны, когда стал конспектировать лекции Рубинского: «чем ты меньше вписан в жизнь, тем ты больше поэт. Я и детям это часто говорю: что бы вы ни испытывали, ваше лицо чаще всего спокойно — «лицо» стихотворения должно быть спокойно, что бы внутри ни творилось...»

И тут мне подумалось - что вовсе не примелькавшиеся тележурналисты, а именно поэты были в 70-х и 80-х годах прошлого века, рупорами общественного мнения.

И дай Бог, чтобы из Челябинска, благодаря его прекраснейшим поэтам, это явление распространилось на всю Россию.

И вот стихи:

* * *

Ток затёк в проводах.

Обмер во сне ковыль.

Сверху рябит звезда,

Белая, будто пыль.

В море молчит волна.

В поле молчит межа.

Только звезда одна

Светится, вся дрожа.

Стынут вода и твердь,

Резкие, будто нож.

Так и пришла бы смерть,

Если б не эта дрожь,

Если б не этот пульс

Точки на дне небес —

Мол, трепещу, держусь,

Ночь не всесильна здесь.

Кто маяком с земли

Свет её отразит?

Камни молчат в пыли,

Корни молчат в грязи.

Кольчатый луч летит

В чёрный зыбучий зной.

Нас до утра спасти

Ей не суметь одной.

ДЕТСКОЕ

Из окон на ковёр,

Своё чертя на нём,

Луч падает, остёр,

Потоком и огнем.

Внутри столба его

Застыла пыль, толчась,

Не помня ничего,

Что было до луча.

Струящийся покой

Прозрачного огня.

Я в луч вхожу рукой,

Он трогает меня.

Бессмертный, золотой,

Недвижный, неживой.

Я мельче пыли той

В линейке лучевой:

Мне года нет еще,

Но я иду века

Под пылью и лучом

От мамки до волчка,

От шкафа до цветка,

От страха до двери…

Я сделал первый шаг

Назад минуты три.

Бьёт желтый блеск в зрачок.

В глазах черным-черно.

Я с пылью и лучом

Поколе заодно;

У нас различий нет,

И жарко слышать мне,

Как шепчет строчный свет

Всей сутью в тишине:

«Еще, еще шажок,

Давай, не торопись,

Давай, вот так, дружок,

Как пыль, светись, светись.

А на исходе дня,

Когда задремлет мать,

Вернись, вернись, в меня.

Пылинкою гулять».

* * *

Офелия смотрит сквозь зыбчатый пруд

Со дна, где мертва,

Как карпы летают и чайки плывут,

И плачет плотва,

Как бродят стрекозы, крылатым брюшком

Мелькнув по воде,

Как солнце растёт высоко-высоко

В любви и стыде,

Как белые бабы полощут бельё

Согнувшись с мостка,

И окуни снизу клюют самолёт,

Почтив за жука.

Офелия хочет сказать, что жива,

Тем более, здесь.

Меж нею и небом — латунная мгла,

Тяжёлая взвесь,

И речь её вверх пузырьками бежит

Сквозь толщу, легка,

Из глуби коснеющей — в близкую жизнь,

Родную пока,

Сливается с воздухом, выйдя на гладь,

Трясёт поплавок…

Офелия много могла б рассказать,

Воде поперёк.

На дне и над нею колышется мир.

Пошёл лесосплав.

Но спиннинг мотает упрямый Шекспир,

Пузырик поймав.

* * *

«То, что отнимает жизнь, возвращает музыка»

Гейне

крошево, марево, курево, морево.

режет подошвы родная юдоль.

здесь только музыка обезболивает

(всё остальное наносит боль).

ставит укол, чтоб за час не оттаяло,

плотно бинтует меня на весу,

полно, хохочет, очнёшься в Италии,

в дудочке пить я тебе принесу.

сход и развал заслоняет ладонями,

венцев утешных по вене гоня…

только без палева присное порево

даже во сне догоняет меня,

через наркозы пробившись дрезинами,

перебивает вивальдьевский лёд.

в пятнах родимых челяба бензинная

рэпом из ВАЗов пролётных зовёт.

вот она, близь моя, милая мресь моя,

синих мизаров лощёная слизь.

где хлороформа на всё это месиво

дудочке-дурочке впрок насвистись?

* * *

Под бечёвкой бельевою —

Влажный длинный след.

Ты останешься со мною,

Даже если нет.

Над колодезем дворовым

Облака прошли.

Не смогу себя живого

Представлять вдали.

Шепотком с твоей сорочки

В пыль идёт вода.

Без тебя ничто не прочно,

Даже если да.

Жизнь — утешное плацебо

От небытия:

Сколько сушится под небом

Влажного белья —

Как заденет за живое

Ветер рукава,

Так и машешь мне, и воешь

Даже не слова.

Жадно простыни листаешь,

Жизни не таишь.

Подступаешь, проступаешь,

Что-то говоришь

Бязью мягкой, хлопком мокрым,

Сыроватым льном.

Мы простились ненадолго,

Нам разрешено.

Ткани липнут, точно пластырь,

К ветру вразнобой.

Смерть — короткое лекарство

От меня с тобой.

* * *

старые слайды нарезка скопом

пара секунд картинка

на экран выдаются справа

вправо же и уходят

горы кавказ две палатки скалы

кедры урал фонтаны

много много мы наснимали

кто это все посмотрит

диапроектор нагрелся пахнет

крепкий советской марки

только уж больно оно всё быстро

что оно так мелькает?

хрустнуло что-то ага сломался

кадрик застрял случайный

в рамке но механизм вынослив

следующий слайд торопит

видишь заклинило летний вечер

суздальской церкви профиль

смялся и треснул посередине

в жизни он был такой же

прямо поверх продолжают промельк

следующие картинки

с мамой с друзьями с мариной в парке

долгий ремонт в квартире

женя премьеры больница конкурс

бабушка на веранде

суздальский купол темнеет фоном

плёнка застряла в рамке

или это уже на сетчатке?

дай проморгаться что ли

или выключить вынуть смятый

только смотреть мешает

дай разгляжу его может зорче

там же росла рябина

а через небо грачи кричали

купол-то весь в коросте

луг с полынью сурепкой пижмой

где-то кларнет струился

как хорошо было там в июле

что оно так мелькает?

что оно хочет за две секунды

что рассказать нам тщится

всё здесь и так на бегу наскоком

тут еще эти слайды

церковка фоном застряла в кадре

плавится мнётся плёнка

церковка фоном застряла в кадре

выключи я запомнил

* * *

О.А.

Они не заметят тебя и впредь.

Когда ты звучать начнёшь,

Они сквозь тебя подойдут смотреть

На реку, ракиту, рожь.

Откроют окно и замрут в окне,

Дивясь твоему псалму,

Готовые в страхе на всё, но не

Готовые ни к чему.

Ты будешь всматриваться в них

С надеждой, тоской, виной:

Неужто и вправду твой тихий стих

Явнее тебя самой?

Неужто, стекаясь сторожко на

Твой голос, как на ловца,

Они опять различат слова

И не различат певца?

Но полно. Виднеться меж них не тщись:

Мы не заодно с людьми.

В одну опасно сгущаться жизнь,

Мерцая в сквозных семи.

Пусть смотрят на небо в потухший пруд

С неведением слепоты

И до последнего не поймут,

Что это поёшь им ты.

Не дай собрать на себя их взгляд,

Рассейся как между строк —

Такой быстрей тебя разглядят

Бессмертник, базальт и бог.

Словами звени, пропуская ток.

Не спрашивай, почему.

Пой, пой, не готовая ни на что,

Готовая ко всему.

* * *

Этот сон заходит в который раз,

Наступает, словно прибой:

Мы в траве невысокой, вдали от глаз

Посторонних, лежим с тобой.

В дюнах жёлтых, рядом с густым леском,

Позабывши костёр и стыд,

Близко лицами, плотно к земле, ничком,

Аж песок на зубах скрипит.

И серы глаза, и тепла рука,

И над нами балтийский свод,

Но трава низка, и тропа близка —

Не дай бог кто-нибудь найдет.

И пытаясь двоих утаить от зла,

Этот час золотой спасти,

Вокруг нас отчаянная трава

Вдруг придумывает расти.

Торопливо вверх, шелестя, ползёт,

Пробивает быстрей пески,

Чтобы только синий балтийский свод

Помнил, как мы с тобой близки.

Чтобы только чайка или звезда

Открывали нас с высоты.

Чтоб никто не видел и никогда,

Как меня обнимаешь ты.

* * *

Когда уймётся дрожь

О позапрошлом дне,

Ночами не тревожь

Тревогу обо мне.

Оставь — уснет она,

Мурлыча у клубка,

Сама себе верна,

Сама себе дика.

Черемуха — в саду,

Повидло — на плите.

На цыпочках войду

И лягу в темноте.

Друг другу мы вдвойне

Не радость, не родня.

В тревогу обо мне

Не прячься от меня.

* * *

Прижимаясь к тебе, вижу города, которые не увижу:

Улицы, набережные, скверы, скамейки.

Успеть бы туда добраться, почти добрался,

Проливаюсь в тебя — и можно уже не ехать.

Ты моложе, и скорее всего успеешь.

Расскажи мне о них заранее, слов не тратя.

В трещинах твоих губ — детали карты:

Линии улиц, стрелки путей трамвайных.

Олд таун, бугристые стены, булыжная мостовая.

Солнце слепит, чайка взлетает с дорожного знака.

В узкой белёной комнате на улице Дольна Брама

С настенной фигурки Христа облезает лак.

Двигайся в такт мне,не говори, что и ты никогда не узнаешь

Ниигаты, Триеста, Глазго, Дарвина, Кларенвилла.

Утешь меня, что успею всюду, что уже успеваю,

Обнимая тебя крепко, до судорог в шее.

Что с этой минуты умру, не теряя

Мёртвой пчелы на предгрозовом лугу под Алкмаром,

Мандариновой корки на пляже в Краби,

Мелкого авторемонта по дороге в Палмер.

Никто никуда не успеет, никто ничего не увидит.

Ветер швыряет чайку обратно, о дорожный знак ударяя.

Никому никуда не нужно.

Если заплачешь, значит, не можешь вспомнить:

Мы так страшно друг друга сжимали,

Что теперь не поймём и сами,

Иерусалим это был

Или Гаага.

НИТЬЮ

вдеваться дальше

в женщину которая тебя не любит

в мать которая тебя не судит

в сына который с тобой не будет

в старика который тебе не отец а мог бы

в маяк, на который тебя не пускают

в окна

на которых темнеют стёкла

потому что светает

ушко за ушком на себя набирая как звенья

иглу за иглой накопляя в гроздь

вживаться сильнее

вдеваться больнее

оставаться пройдя насквозь

старика

он в воду уходит

женщину

она в лодке дрожит

мать

она с того берега машет страшно

пальцы сына

меж которых песок бежит

его пальцы красивей песка

пока что

* * *

Строго, трудно с меня спроси.

В каждую мелочь ткни.

Позабытое сотряси,

Вывеси, разверни.

Брось попытку свести края,

Кротость оставь свою.

Господи! Не прощай мне: я

Ведаю, что творю.

* * *

чужую свечку на кандиле поправлю

вот в общем всё

своих поставить не умею

гасить их ногтем не умею

снимать огарки не умею

просить помилуй не умею

чужую свечку

чтобы

кособоко не обгорала

впустую не чадила

поправлю

и отойду быстрее

еще заметят

что к не своей притронулся

греха

не оберусь

* * *

Нехристь моя вода,

Накрест твоя волна.

Теплый, войди сюда:

Кое-что сберегла.

Нерест растёт в крови.

Можешь удить в избе.

Зыбкая, забери,

Спрячь от себя в себе.

Холоден, тяжек шёлк,

Медь болит под губой.

Быть в тебе хорошо:

Лучше, чем быть с тобой.

* * *

а какой в этом смысл — не объяснят никогда:

не трогай под одеялом крантик — или беда;

с размаху по почкам, вставай, мы покажем, как;

читай «богородице» в землю, два раза в день натощак;

слева флажок увидишь — круто вправо бери;

галочку ставим в третий, при мне сосчитай: ать, цвай, три.

Выложи фейс президента, чтобы виделся с гуглокарт —

пару сотен друзей набери в соцсетях, облаках.

идите сюда. вы, вы. и ты ползи, паренёк.

боком. замри. повернись. лёг. встал. лёг.

тут поры на лбу. морщина. тебя в угол рта, качок.

ты справа. ты пропади-ка. ты подчерни зрачок.

в землю глядите. надо. кепочку сдёрни, шкет.

в суть не залазь, ребята. складывайся в портрет.

завтра дадут поллитру, отпустят на пару дней.

надо.

не дураки там.

из космоса им видней.

* * *

Дане Курской

Хватит, Даныч, играть в Москву.

Мы скрывали, тебя жалели,

Но теперь ты стала большая:

Нет никакой Москвы.

Прости.

Мы с Тихасом и Кошкиной забились, что ты поверишь.

Было непросто, все деньги пошли на аренду павильона.

Выпускников театралки Егоров учил «акать»,

Чтобы не понарошку.

Я проспорил Тихасу,

Что ты не полюбишь

Арендованных сношенных декораций,

Но Горенки получились.

Правда, после эпизода с Домодедово

Что-то пошло не так:

Кризис.

Бабла из Челябы

На проект и раньше не доставало.

Даже хотели продать Карталы, всё равно

Коробкова из них давно укатила,

И сценарист, став колоться,

Писал какой-то неадекват,

Особенно ему не давались стихи Арсения Ли.

Всё, что нужно, у тебя уже есть.

Возвращайся в Челябу,

На Постышева,

На Трубы.

К сухой полыни,

Выжидающей возле ворот хлебного комбината.

Москва — не второй твой дом.

Прости нас.

Москва — дом два.

Спросишь: ради чего всё это случилось?

Конечно,

Ради стихов,

Которые ты написала внутри проекта.

Возвращайся к Новому Году, Даныч.

Посмотри:

Ты уже большая.

Вдохни: это тот самый

Только что испечённый на комбинате запах.

Тебя ждём — Тихас, Кошкина, я,

Мама, бабушка,

Папа, дедушка,

Дед Мороз.

* * *

Косматый свет донёсся сквозь ветвей.

Ты размотала бинт, ополоумев,

И смотришь на весеннее в окне,

И думаешь: теперь никто не умер.

Поглажу тени на твоей скуле

От листьев и от пятен в зимней раме.

Мы встретимся с тобой уже в земле,

Уже корнями.

* * *

Тяжко закат сгорает.

Встанет звезда над садом.

Маленькая ночная

Чиркнет в траве цикада.

Ноту, одну, другую.

Скрипка, одна, другая.

В Маленькую ночную

Ночь напролёт играют.

Моцарт не лжет лиману

И берегам в тумане.

Все прощены и правы:

Маленькая речная.

Словно не стало мрака,

Словно не будет лиха.

Словно светло и птаха,

А не мертво и тихо.

И светляки, внимая,

Вспомнят себя в растеньях.

Маленькая свечная,

Дай не бояться тени,

Чёрного человека,

Горького водопоя.

Ночи на свете нету

С маленькою ночною.

* * *

шарахнулась девушка. опасливо обошла собака

на узкой тропке парка центрального.

со временем он всё больше похож на маньяка,

и даже не сексуального.

ходит и спрашивает, скажем, у рельс детской ж/д,

что ему делать, как теперь дальше, кто его знает.

каменоломни стоят по камни в воде.

листья и те его облетают.

недоверчиво смотрят родные-близкие:

не набирай, никто тебя и не сбросит.

страшней, чем рубинскому,

теперь только сам рубинский.

ну давай у листьев спросим.

* * *

понимаете почему мы все время его включали

зачем без конца смотрели

каждый из нас хоть однажды пришёл в эльдорадо

и видел

там на экранах в 4К разрешении

рыбацкие лодки возле острова санторини

цветенье тюльпанов в парках

над травой колибри ширх-ширх

пятьсот герц мелькание крылышек рассмотреть реально

3D виды ночного города мерцанье высоток

разноцветные монгольфьеры медленно вверх

угодники красота-то какая

кто подумал что это демо

конечно мы купили его и соседи купили

пришли домой включаем а там почему-то в поганом

извиняюсь аналоговом качестве сигнала

беженцы мальчик пепел мочить повторим наш

держитесь левада совпадение санкции боинг

крики крики

помнишь Вик еще думали что-то с разъемом

мы и понять ничего не успели ну честно

что значит зачем смотрели

думали снова как в первый раз увидим

парк чаир

огней золотых

шаланды кефали

джамайку

в траве у дома

беловежскую пущу

разглядим в деталях

деткам покажем

помнишь пока были живы сестра просила

где мол хвалёная резкость

верни мол его в эльдорадо