Путешествие в прошлое

Одна из самых счастливых страниц в четырехтомнике Анатолия Эфроса – описание работы над спектаклем «Друг мой, Колька». Тогда вместе с художником Борисом Кноблоком они рассматривали макет шаблонного школьного двора с грядками и старыми партами. А потом вдруг отложили его в сторону и создали нечто небывалое: пустую площадку с баскетбольным кольцом, турник... И вдруг все действие полетело, исчезла тяжесть, и то, что было скучным, тяжелым и пыльным, вдруг просияло радужными возможностями. Похоже, нечто подобное произошло, когда режиссер Андрей Могучий и удивительный художник Александр Шишкин придумывали сценическое пространство для пьесы Михаила Дурненкова «Заповедник». В ходе репетиций Могучий и его артисты довольно свободно обращались с авторским текстом, оставляя в спектакле островки актерских импровизаций. И в результате путешествие героя Дурненкова в свое потерянное прошлое превратилось в отважную экспедицию в поисках небывалого театра.

Сомкнулись какие-то провода, сошлись на небе звезды, и на сцене Александринки возникла прекрасная сценическая конструкция, в которой высокие технологии прекрасно помогают детски-простодушной театральной игре.

Всю сцену заняла затянутая белой материей покатая гора некой завороженной деревни из детства (героя и авторов), в которой остановилось время. На авансцене – заснеженная деревенская улица. Вдали над головами в черном квадрате окна – комнатное пространство деревенского дома. Наверх ведет приставная лестница, по которой карабкаются герои. На белом матерчатом пространстве невидимая кисть рисует дачный туалет во дворе, и красивая горожанка Лиза напрасно и упорно пытается устроиться на его сиденье… Ноги скользят, Лиза (Юлия Марченко) скатывается по горе. Потом возникают нарисованные ведра с колодезной водой, из которых героиня напрасно пытается напиться. На белой ткани появляются цветные видеопроекции, лица героев, снятые камерой в режиме online.

Меняя тональность и время действия спектакля, герой при помощи рабочих сцены просто сдергивает белую ткань, под которой обнаруживается черное покрытие (то ли весенняя земля, то ли сумерки). А в финале под тканью оказывается внутренность рояля: молоточки, струны, костяные клавиши. Свободная игра пространства завораживает: сквозь надуманный литературный сюжет пьесы Михаила Дурненкова летишь, как на санках с крутой горы, и дух захватывает от восторга.

Фантасмагория начинается с первых же минут действия, когда на авансцене появляются два ангела-фокусника (они же Деды Морозы) – Николай Мартон и Рудольф Кульд, демонстрирующие каскад штучек из книжки «Фокусы для начинающих»: летающая тросточка, саморазвязывающиеся узлы, букет цветов, выползающий из трубки, заяц, извлекаемый из пустого цилиндра...

Дальше шутки станут изощреннее, задействована видеотехника, ветродуйные машины, светозвукоаппаратура и незаурядные возможности сцены Александринки. Когда по дороге в родную деревню писатель-лауреат Изотов (Виталий Коваленко) потерпит дорожную аварию, сверху скатится модель «Жигулей» в натуральную величину. В ходе разворачивания сюжета на журнальном столике на колесах появится говорящая голова героини Лизы (безголовое тело будет в этот момент торжественно восседать за столом на заднем плане). А потом и сам Изотов будет парить над сценой на невидимом канате, обращаясь к брошенной возлюбленной.

Визуальное пространство спектакля действует гипнотически, взгляд получает настолько больше, чем слух, что в конце концов все слова и объяснения героя становятся частью акустического пространства, созданного композитором Олегом Каравайчуком. Предположительно именно этот петербургский рак-отшельник послужил для Дурненкова прообразом дяди Изотова – музыканта-эскаписта.

В спектакле заняты актеры Александринки разных поколений – от старейшин до совсем молодых. И все играют просто превосходно, создавая графичные силуэты персонажей, так точно вырисовывающиеся на фоне белой вечности. Есть даже один несовершеннолетний исполнитель – грустный ангел-зайчик, он же утонувший мальчик Федя, он же вина и душа героя – Александр Дробитько. Пройдя все лабиринты снов, отдав земные долги и отцовский дом в придачу, попросив прощения и сам всех простив, покинутый обеими своими женщинами Изотов уходит куда-то в плещущееся море. Еще раз подтвердив старую истину: в дом детства не дано вернуться, потому что из него не суждено уйти. И все иллюзии атрибутов «взрослой жизни» рано или поздно оказываются всего лишь фокусами ангелов. И на краю земли и жизни остается только мальчик и море.

Похоже, в «Изотове» один из самых бурных и непредсказуемых наших режиссеров Андрей Могучий начинает какой-то новый период своей жизни и своего профессионального пути, протаптывая одновременно и новые тропки для всей российской театральной сцены.