Паровозные гонки как национальный вид спорта

На то, что Дикое поле – такая же привлекательная для российского кино мифологема, как Дикий Запад – для американского, первыми обратили внимание Петр Луцик и Алексей Саморядов. После их ранней смерти возникло впечатление, что посаженное ими дерево не дало новых побегов, но оно, к счастью, оказалось ошибочным: миф доказал свою силу в отсутствие его создателей. Правда, пока только в фестивальных и премиальных забегах – отечественная кинотеатральная публика предпочитает голливудскую мифологию, внутри которой России, как показывают «русские» эпизоды в заокеанских блокбастерах, отведено все то же место дикого поля в американской его обработке. Так что идея внедрить в мировое кино российский миф в национальном варианте, если она действительно пришла в голову создателям картины Алексею Учителю, Константину Эрнсту и сценаристу Александру Гоноровскому, представляется даже более плодотворной, чем предшествующая попытка Эрнста и Бекмамбетова предложить им фантастическую мифологию «иных» в российском антураже.

Другое дело, что успех конкретного фильма зависит не от идеи, а от ее экранного воплощения. Мифологическому кинематографу необходимы герои, и многое определяется тем, насколько готовы зрители с ними отождествиться. Главный герой «Края» – машинист паровоза. С одной стороны, это хорошо: огненное чрево топки, адский грохот, скорость и дикие просторы – вполне достойные мифа атрибуты профессии, хотя скорее профессии Гефеста, нежели Геракла. С другой – колея, из которой если и выйдешь, то лишь под откос. А герою, хочешь не хочешь, нужна свобода маневра, чтобы показать свои возможности. Так что машинист Игнат, хоть играет его самый «мачистый» и к тому же известный на Западе российский актер Владимир Машков, сам по себе лишь наполовину герой. Чтобы наделить его должной свободой и показать паровозные гонки, создатели фильма вынуждены вольничать с обстоятельствами – делать вид, что в поселке для ссыльных нет ни охраны, ни Советской власти, при которой с паровозами особо не забалуешь, даже если ты воин-победитель. Конечно, если расчет только на зарубежных зрителей, то они и не такое съедят, а вот насчет наших – бабушка надвое сказала.

Тем более что это еще не все. Герой без геракловых подвигов – не герой, а какой Геракл из машиниста? Место для подвига приходится искать вне кабины и подальше от топки – Игнат практически в одиночку (с помощницей-девчонкой) восстанавливает снесенный течением или льдом железнодорожный мост через бурную реку. Вспоминается Павка Корчагин на строительстве узкоколейки, но если Николай Островский довольно убедительно показал советским читателям, как закалялась сталь, то Александр Гоноровский и Алексей Учитель почему-то оставили за кадром, как закалялся титан – гнул ли он сызмальства пальцами железный лом, практиковался ли перешибать рельсы ударом ладони и т.д. Экранные подвиги требуют подготовки, причем не столько героя, сколько зрителя. Прежде чем убить Билла, Ума Турман прошла традиционный для восточных боевиков курс молодого бойца – неужели Машков хуже?

А помощница? С легкой руки Владимира Проппа все знают, что сказочному герою полагается волшебный поcобник или пособница, но кому пришла в голову мысль, что им должна быть не некрасовская баба, которая коня на скаку остановит и в горящую избу войдет, а немецкая девчонка, которую даже не зовут Брунгильдой, хотя ее история вполне достойна «Песни о Нибелунгах».

Судите сами: накануне войны в СССР для строительства моста зачем-то был приглашен немецкий инженер, который зачем-то прихватил с собой дочь. Построенный им мост тут же снесло. Инженера обвинили во вредительстве и арестовали. Они с дочкой рванули из-под конвоя, его застрелили, а она укрылась на острове и прожила там пять лет в кабине брошенного паровоза, пока ее не обнаружил герой. Между прочим, самое невероятное в этой истории не то, что немецкая девчонка выжила одна в тайге, а то, что немец: а) не смог рассчитать прочность моста и б) решил сбежать в лес – таких немцев ни германская земля, ни русская мифология еще не рождали. Так или иначе, робинзонада немки на необитаемом острове посреди сибирской реки – как минимум, для отдельного двухсерийного фильма, и нужно обладать то ли нашей щедростью, то ли нашей скупостью, чтобы бросать на ветер такие истории, не потратив на них лишнего метра пленки.

Казалось бы, кинематографический миф, рассчитанный на массовое восприятие, должен нести зрителям ясное послание. Между тем «Край» – хорошее зрелище с разными мифологическими элементами, не приведенными к общему знаменателю и не поддающимися цельному толкованию. Кажется, что троица создателей фильма, предложив нам героический тандем из русского машиниста и спасенной им немки, которая будто реализовала заложенную в слове «немец» метафору и всю дальнейшую жизнь вынуждена была прикидываться немой, в процессе мифологизирования сами запутались в том, что хотели сказать. Способствует ли это прокатному и «оскаровскому» успеху, мы скоро увидим.