Posted 26 августа 2008,, 20:00

Published 26 августа 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 07:51

Updated 8 марта, 07:51

Художник Франциско Инфантэ:

Художник Франциско Инфантэ:

26 августа 2008, 20:00
Один из самых значительных российских художников, чьими работами Третьяковская галерея открывает раздел современного искусства, готовит в новом выставочном зале «Домик Чехова» проект «Снежный меридиан». Главные его составляющие – фирменные российские приметы: снег и геометрические формы Малевича. Франциско ИНФАНТЭ нико

– Многие художники не раз использовали картины Малевича, чтобы делать себе имя. Зачем вам, мастеру со своим узнаваемым стилем, понадобились все эти квадраты и прямоугольники?

– Малевич обладает сильнейшей гравитацией, сознание просто стремится к нему, к его идеям. Мое отношение к его картинам в некотором смысле потребительское – я находил в них то, что интересовало лично меня. В 1960-е годы я начал заниматься проблемой бесконечности. В супрематических вещах Малевича меня поразили даже не геометрические элементы, а белый фон. Он меня просто потряс, как метафора бесконечности. И когда в 1968 году я поехал за город, подумал: а почему бы не снять супрематизм Малевича на белом снегу? Я разложил покрашенные элементы – прямоугольники, квадраты. Сначала это была некая игра, потом же оказалось, что это концептуальный ход – но мы тогда ни о каком концептуальном искусстве не думали.

– Сегодня «бесконечность» – почти антикварное понятие. Наоборот, все говорят, что мир конечен, очень маленький, технологии сжали планету...

– Это как посмотреть. С практической точки зрения возможно – мы перелетаем из одной части мира в другую за считанные минуты. Но я, в общем-то, метафизик в искусстве. И для меня есть незыблемые установки: мир – сфера, и как сфера он бесконечен. Бесконечность – это лишь одно из многих оснований моей системы. У художника обязательно должна быть система взглядов, своя философия. Нелепо утверждать, будто художника посещает Муза и он начинает творить по наитию. Как у Высоцкого: «Муза посидела, посидела и ушла». Она все время уходит. Но когда человек занят делом, ему нужно не вдохновение, а основательность.

– А как же насчет острых проблем и вопросов современности? Допустим, политика...

– С политикой у меня нет ничего общего. Я жил при советской власти, которая мне, честно сказать, никогда не нравилась, поскольку она много врала. И я это чувствовал еще со школьной скамьи. Мне казалось, что советская власть подавляет человеческое в человеке. Поэтому я никогда не занимался политическим искусством. Просто оттого, что я органически не люблю эту сферу. Мое миропонимание не вбирало политические вещи. Мне казалось, что искусство более соответствует человеческой природе. Утверждаться нужно не через политические козни, а через творчество.

– Между тем лично для меня стал большим сюрпризом ваш старый проект по подсветке Кремля. Кремль – символ власти, и тут аполитичный художник над ним работает...

– Кремль, вообще-то, это произведение итальянского зодчества, знаковый памятник, художественный символ города. К власти он имеет косвенное отношение. Проект возник во многом спонтанно. В 1968 году главный архитектор Посохин, поездив по заграницам и увидев, как там подсвечиваются Париж и Нью-Йорк, предложил эффектно подсветить Москву. Кто-то узнал, что я занимаюсь какими-то экспериментами со светом, тогда-то и предложили сделать проект. Я его сделал, создал модель Кремля, где все светилось, переливалось... Собор Василия Блаженного, Спасская башня, Сенатская башня, Мавзолей и, конечно, сама стена. Но получилось так, что директор Светотехнического института сделал свой вариант. Конечно, приняли его. То, что мы сейчас имеем, – прожекторы, светящие с крыши ГУМа – как раз их идея.

– Ваши работы занимают значительное место в Третьяковке. Как вы относитесь к этому музею?

– Это национальный музей, любой художник горд оттого, что его берут в ГТГ. Правда, почти никогда не платят...

– А как вы относитесь к скандалу вокруг Ерофеева и Отдела новейших течений?

– А что, там был какой-то скандал? Третьяковская галерея – слишком большой организм, чтобы по ситуации с одним человеком судить о ней в целом. По идее, это должен быть огромный коллектив профессионалов. Особенно в отделе современного искусства. Пока этого нет. Все больше выясняют отношения, плетут интриги.

– Но какой может быть профессионализм в современном искусстве, если там еще ничего не устоялось?

– Люди должны понимать, что они делают и ради чего они делают. Хотя бы для себя самих. Мне сложно судить обо всей этой ситуации – я погружен в нее, а здесь требуется сторонний взгляд.

– Кстати, в музее ваши работы висят под рубрикой «кинетизм».

- Я бы их повесил иначе. И вообще всю экспозицию ХХ века сделал бы иначе. Но в двух словах это объяснить не могу. Но даже если бы мне реально предложили сделать экспозицию, отказался бы. Это особая работа, к которой я не приспособлен.

– Только что завершилась биеннале молодого искусства, одним из мотивов которой был «выход на рынок». Молодые художники озаботились арт-рынком, работают на него. В противном случае, говорят они, денег на краску не будет...

– На краски деньги нужны, безусловно. Но само слово «рынок» звучит как-то пошло. Хороший художник не доест, но краску купит. Рынок нужен для чего-то другого, но я сам не знаю, для чего. Если есть такие художники, которые в рынке разбираются – доброго им пути. Но проблема в том, что рынок не делается художниками, его делают дилеры, коллекционеры, кураторы. Именно эти люди и позаботятся о купле-продаже. Для меня художник, который «работает на рынок», – то же самое, что художник, работающий на советскую власть. Просто поменял шило на мыло.

– А что на сегодняшний день вас волнует?

– Вот только завершил в ста километрах от Москвы новый проект. Отнес пленки на проявку. Может, что-то из этого и получится. Конфликт в Грузии, конечно, волнует. Но его не берусь судить. Из всех средств массовой информации у меня в деревенском доме только радио.

Художник Франциско ИНФАНТЭ

родился 4 июня 1943 года в селе Васильевка Саратовской области в семье испанского политэмигранта. В 1962 году окончил Московскую среднюю художественную школу, в 1965-м – Московское художественно-промышленное училище (известное как Строгановское). В 1962 году стал участником содружества художников, получившего в 1964 году название «Движение». В 1970 году организовал группу художников и инженеров «Арго». С 1973 года – член московского отделения Союза художников. Наиболее известен как автор произведений в стиле геометрической абстракции, инсталляций из области кинетического искусства, дизайна. Еще в советские времена много выставлялся за рубежом. Лауреат Государственной премии России (1997). Живет и работает в Москве в творческом содружестве с женой – художницей Нонной Горюновой.

"