Posted 26 июня 2014,, 20:00
Published 26 июня 2014,, 20:00
Modified 8 марта, 04:26
Updated 8 марта, 04:26
Певица Галина Хомчик
– Галина, сейчас многие любители бардовской песни утверждают, что Грушинский фестиваль утратил свой былой формат. Мол, в нем не осталось той туристской романтики, которая была ему присуща в первые годы...
– Я с этим не согласна. На мой взгляд, этот фестиваль сохранил все свои традиции. Другое дело, что сама песня расширила границы. Скажем, там звучат песни Окуджавы и Высоцкого, которые не назовешь туристскими, в отличие от песен Визбора, написанных для людей странствующих. За годы существования фестиваля перемешались эти два направления – песня камерная авторская, сугубо поэтическая и песни туристические, более массовые и менее требовательные к себе с литературной точки зрения. Но на таких массовых мероприятиях, как фестивали авторской песни, все слушается нормально, я бы сказала, дозволительно. Конечно, есть исполнители бардовской песни, как, например, Елена Камбурова, которым нужен совершенно другой формат. Елена Антоновна – человек театральный, ей нужна камерная сцена, тонко чувствующая избранная аудитория. Потому что у нее каждый вздох, каждый звук надо ловить. А на таких просторах, как Грушинский фестиваль, не очень-то и поймаешь эти нюансы. Можно сказать, что у бардовской песни есть фестивальная аудитория и есть «зальная» аудитория. То есть существует некая градация.
– Можно ли говорить о том, что интерес к бардовской песне по-прежнему велик, или слушателей становится все меньше?
– Интерес к авторской песне не пропал, но я не могу сказать, что армия ее поклонников огромна. К тому же сейчас очень много различных фестивалей, и у каждого из них своя аудитория. Либо это люди из близлежащих городов, либо люди со всей России, если фестиваль широко разрекламирован. Такие фестивали собирают очень большое число зрителей самого разного возраста – от грудных детей до людей, с трудом самостоятельно передвигающихся.
– Когда бардовская песня у нас в стране только набирала популярность, исполнители выражали через нее свою гражданскую позицию. Песни были острыми, порою запрещенными...
– Это не совсем так. Запрещали таких, как Галич, тех, кто занимал откровенную гражданскую позицию против власти, против того, что творится в стране. Булат Окуджава никого не обличал открытыми манифестами. Его песни глубоко философские и вселенского масштаба. А гражданская позиция Юрия Визбора заключалась в том, чтобы воспевать любовь во всех ее проявлениях. Вы не найдете у него социальных песен, которые бы что-то там клеймили, обличали. Хотя, парадоксально, но и Визбор на какое-то время попадал в немилость, были случаи. Вот Высоцкий – да, тот был более откровенным и более жестким в выражении своей гражданской позиции. Другое дело, что авторская песня всегда была не для широкой аудитории, а для думающей публики. Не для той, которой надо было потанцевать под музыку, а для той, которой надо было поразмышлять. Это были наивные откровения души, но умные, основанные на высокой поэзии. А поскольку, как говорил Галич, в нашей стране «поэзию слушать не умеют, многие стихи начали притворяться песнями». И это очень точное определение, потому что у нас действительно в массе своей поэзию слушать не умеют.
– Но именно во времена Галича Политехнический музей собирал на поэтические вечера огромную аудиторию.
– Тогда, кстати говоря, массовая доля думающих людей в стране была выше, чем сейчас. Вполне вероятно, что этих людей и сейчас много, но «благодаря» СМИ они не знают, что есть такой жанр – авторская песня. Особенно молодое поколение. Они и сами, может быть, рады были бы в это включаться и слушать бардовские песни, но если в семье не было никого, кто как-либо соприкасался с этим жанром, то молодежь вообще не представляет себе, что такое явление существует. А все от недостатка информированности. И на тех же фестивалях, случайно туда попав, они открывают для себя Америку: оказывается, не я один взял гитару и пишу песни. А тут просто толпы людей, и все сочиняют, и все поют, и, оказывается, есть уже классика в этом жанре.
– О чем поют современные бояны?
– Каждый поет о том, что его волнует. Кто-то про любовь, кто-то про жизнь. А, например, Тимур Шаов – хороший сатирик. Такие певцы, как он, так или иначе, ловят современные тенденции в жизни общества и рассказывают о них, оценивают их. Но таких сатириков не так-то много, потому что Шаов – умный человек и он делает это тонко. Барды ведь поют, поскольку у них есть потребность высказаться. Вот у него такая потребность, а у других потребность поговорить о собственной душе.
– Можно ли говорить о том, что бардовская песня делится по жанрам?
– Ни в коем случае! И вообще не надо ничего делить или объединять. Потому что на самом деле авторская или бардовская песня – это высокие откровения. Человек хочет высказаться и делает это под гитару. И никак это не делится по жанрам, тем более сейчас очень много жанров, сопредельных с бардовской песней. Таких, например, как российский рок. Юрий Шевчук – это же наш человек, он близок по стилистике к авторской песне. С другой стороны, в бардах числятся многие из тех, кто, по сути, являются рокерами. Рок да и фолк в большой степени – родственные авторской песне жанры.
– А шансон?
– Шансон «косит» под бардов, выражаясь современным жаргоном. И это вызывает большое сожаление, поскольку тексты, которые поет наш российский шансон, абсолютно не выдерживают критики и не имеют никакого отношения к поэзии. Тогда как в основе авторской песни лежит высокое поэтическое слово, написанное не на потребу, а по зову души.
– Вам приходится читать много поэтических сборников прежде, чем найдете что-то для души?
– Чаще я черпаю информацию из того, что слышу на фестивалях, из дисков, которые мне присылают в большом количестве. Но пока редко встречаю поэзию уровня классики жанра...Творчество многих современных талантливых авторов – часто для узкого круга тех, кто понимает, о чем говорит автор. Гениальность Окуджавы, Высоцкого и Визбора именно в том, что их понимал каждый. Каждый думал, что поют про него. А вот Галича уже не все понимают. Наверное, он был гением. Но он был настолько в социальном потоке своего времени, что сейчас некоторые отдельные слова, которые он говорит, те образы, которые лежат в основе его песен, непонятны современному человеку. А то, что говорили простым языком Визбор или Окуджава, понятно любому поколению, потому что это из разряда человеческой души. Из разряда тех чувств, которые испытывает каждый человек. И вот такого масштаба такой планки поэзии сейчас очень немного.
– Если вдруг найдете стихи, которые лягут на сердце, кого попросите написать музыку?
– Я не беру стихи, потому что сама музыку не сочиняю, а просить композитора написать музыку на стихи, которые ему навязаны, тоже не хочется. Поэтому я беру готовые произведения, в которых уже существует некая гармония стихов и мелодии. Подбираю интуитивно. Слушаю и думаю: «Вот это мне близко, это мое, это я хотела бы спеть».
– Вы часто гастролируете по Америке. Кто ваш слушатель там, за океаном?
– Америка большая, и людей наших там много. Я бываю в Соединенных Штатах раз в полгода, стараюсь с концертами объехать как можно больше городов. И везде есть люди, любящие бардовскую песню. Туда уехала большая аудитория любителей авторской песни, наша интеллигенция. Причем не только любители и ценители песни, но и ее исполнители, те, кто здесь уже был известен. Такие, как Григорий Дикштейн, Морис Синельников, Лена Лебедева, Наум Лисица, Марк Мерман. Все они являются гостями и участниками многочисленных фестивалей авторской песни, которые проводятся в США.
– Кто организует эти фестивали, кто финансирует?
– Организуют фестивали любители авторской песни и проводят их достаточно цивилизованно. Снимают на три фестивальных дня так называемый кэмпграунд, то есть некую площадку в природном парке, оборудованную под туристическую зону отдыха, где есть цивилизованные туалет, душ и прочие элементарные удобства. Ставят там палатки и сцены со звуковым оборудованием и проводят фестивали авторской песни. Деньги, на которые все это делается, поступают от продажи входных билетов на мероприятие. И это совершенно нормально. А у нас в России существует такое странное и достаточно лицемерное предубеждение, что на бардовских фестивалях деньги брать за вход нельзя. И каждая организация добывает деньги всеми правдами и неправдами: одни ищут спонсоров, другим помогают районные власти, которые считают престижным такой фестиваль. Хотя, я считаю, заплатить 200 рублей за вход или въезд на поляну – это разумно. Тебе за эти деньги доставят питьевую воду или пробурят скважину, поставят чистые туалеты, привезут дрова, обеспечат охрану и противопожарную безопасность. А потом, по окончании мероприятия, надо ведь и мусор за всеми убрать. На всё нужны средства.
– Но государство, наверное, оказывает поддержку бардовскому движению?
– На уровне государства есть только препятствия, к сожалению. А если государство и оказывает какую-либо поддержку, то сразу начинает диктовать, что делать и о чем петь. Вот если фестиваль назвать патриотическим, его непременно поддержат. И неважно, что там люди поют на спекулятивные темы спекулятивными словами. Главное – назваться патриотом и сказать: «Ура, Россия, вперед!». Поэзией там уже и не пахнет, но государство может это поддержать. А какой-нибудь тихий фестиваль «Осиянное слово», например, где центром является русский язык, высокая поэзия и владение этой поэзией, вот этот фестиваль они не поддерживают. Потому что он для элитной публики, для нескольких человек, которые любят русский язык и интересуются им.
– И где эти люди находят деньги?
– Находятся меценаты, которые помогают. Они достают деньги из кармана и говорят: «Давайте проведем фестиваль». Вернет государство потом эти деньги – хорошо, не вернет – значит, не вернет. Грушинский фестиваль семь лет назад выселила с места его проведения коммерческая структура. Взяла эту землю в аренду и стала проводить там свой фестиваль, пытаясь присвоить себе и название «Грушинский». В результате организаторы настоящего Грушинского были вынуждены перенести фестиваль на другую поляну и в судах доказывать свое законное право на название. Доказали. Фестиваль-двойник сменил название, но продолжал действовать, так как его финансировала та самая коммерческая структура. А Грушинский продолжал бороться за жизнь в основном с помощью меценатов. Пытались найти правду у государства – не получилось. Государству удобнее было заставить Грушинский объединиться с коммерческим фестивалем-самозванцем, нежели просто поддержать некоммерческий Грушинский, который за 40 лет существования стал народным достоянием. Печально. Казалось бы, не такое уж масштабное событие, но такие вещи всегда губительны для настоящей культуры. А в нашей стране настоящая культура всегда была бедной, к сожалению. В других странах культура тоже сама по себе небогата, но она поддерживается государством во всех ее ипостасях: это и традиции, и библиотечное дело, и музейное... А нашу культуру поддержать некому. Если и поддержат – то только «при условии», как это произошло с Грушинским. И в этом смысле бардовская песня привыкла быть нищей. Просить не получается.
– Вы считаете, в таких условиях жизнь бардовской песни все-таки будет продолжаться? Найдутся у нее и слушатели, и свои авторы?
– Если считать авторской песней некие откровения человека под гитару, то в этом смысле она существовала и в древнейшие времена, когда по Руси ходили и пели бояны, по другим странам – скальды, барды, менестрели и трубадуры. Наверняка бардовская песня будет видоизменяться, потому что она – очень живой организм. Но как явление, она существовала раньше, есть сейчас и сохранится в будущем. Потому что пока человек существо духовное, у него всегда будет потребность в духовной отдаче и духовных размышлениях. Пока душа человека жива, пока необходимо живое человеческое общение и потребность в родном языке, авторская песня будет существовать.
– Ваш сын Алексей – музыкант. Он разделяет ваше увлечение бардовской песней?
– Алексей пишет песни, но у него немного другая стилистика, скажем так, более молодежная, рокерская. При этом он уже приобщен к бардовской песне, поет в молодежном проекте «Второе дыхание». Создатель этого проекта Алексей Иващенко. Он организовал такое трио: Маша Иващенко (дочь Алексея Иващенко), Юрий Визбор (Лобиков) – внук Юрия Визбора и Леша Хомчик, мой сын. А сам Иващенко им подпевает. И они исполняют авторские песни, но уже по-другому. И делают это великолепно. Я, в общем-то, ортодокс, но с удовольствием слушаю это молодое свежее видение авторской песни. Может быть, именно в этом продолжение ее жизни.
СПРАВКА «НИ»