Режиссер Кшиштоф Занусси:

– В рамках кинофестиваля составлена программа, посвященная столетию российского кино, куда вошли наиболее значимые русские фильмы. Если бы эту программу составляли вы, какие фильмы вы бы в нее включили?

– Длинного списка, думаю, я не в состоянии составить. Но как иностранец могу обратить внимание на то, чего ваши соотечественники, возможно, не замечают.
Конечно, я бы включил в этот список картины Тарковского. Еще хотел бы сильно подчеркнуть значение для русского кинематографа Григория Чухрая. Я уважаю и его сына Павку, но для меня в шестидесятые годы Григорий Чухрай был самым сильным режиссером России.

– Какие новые ленты российских режиссеров вас удивили на ММКФ?

– К сожалению, я приехал на один день и не посмотрел ни одной работы. Но с новыми картинами российских кинематографистов я познакомился недавно в Баку. Там меня удивил великолепный актерский состав новой, очень хорошей картины Говорухина «Артистка». В этом фильме блестяще сыграла Евгения Добровольская, с которой я восемнадцать лет тому назад работал во МХАТе. Я смотрел и новые работы Сокурова и Никиты Михалкова. Видно, что в российском кино сегодня есть много движения.

– А в польском?

– Мне трудно судить со стороны и беспристрастно, поскольку я – часть этого кинематографа. Есть много молодых, которые делают большие успехи. Несмотря на большое влияние американского кинематографа и обилие неудачных подражательных картин, которых вы, к счастью, не видите, есть и талантливые работы.

– Ваша картина «Черное солнце» рассказывает о природе зла. Однако оставляет открытым вопрос: изначально ли присутствует зло в человеке или приходит извне?

– Вы знаете, человек его приглашает. Человек старается не думать об этом, а думать об этом нужно. Разделение зла и добра необходимо для существования человека. Мы живем в нравственном беспорядке. Общество подменило потребность в справедливости требованием юридической законности. Кроме того, общество заботится о том, чтобы зло не повторилось, забывая, что ненаказанное зло остается жить... В картине есть важная для меня фраза: «Прощение возможно, пока существует надежда». А с другой стороны, мне хотелось рассказать в этой картине о такой любви, которая стала анахронизмом. Потому что истинная любовь исчезает. Сегодня самая устаревшая пьеса Шекспира – это «Ромео и Джульетта». Потому что сегодня Ромео рассуждает так: «Ну что же, Джульетта умерла. Можно поплакать и найти другую девушку». Все стало таким легким! Я же хотел рассказать о людях, которые не могут жить в этой легкости, и для которых потеря человека – это потеря жизни. Это – исчезающий элемент культуры. И я горд тем, что мой фильм анахроничен. Кто-то должен напомнить о достоинствах такой любви, которая может поменять всю жизнь.

– Почему в ваших картинах счастье, как правило, заканчивается катастрофой?

– Потому что это закон. Мы не можем быть счастливы на этой Земле. Счастье – не в этой жизни.

– Как католическая церковь отнеслась к тому, что в финале ваша героиня решается на самоубийство? Ведь ее возлюбленный убит, и ничто в этом мире ее больше не держит…

– Вы знаете, я сам не согласен с решением моей героини. И я изменил сценарий, оставив ей маленькую щель для спасения. Она хотела убить себя, но все-таки в последний момент перед этим погибла не от своей руки, а от несчастного случая. Таким образом, я дал ей возможность встретиться со своим возлюбленным на небесах. В противном случае она бы не спаслась. Что касается отношения католической церкви к самоубийству, то оно высказано в картине и ничем не отличается от православного отношения к этому.

СПРАВКА