Posted 26 мая 2014,, 20:00

Published 26 мая 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:18

Updated 8 марта, 04:18

Соблазнение на пари

Соблазнение на пари

26 мая 2014, 20:00
Премьерные показы оперы «Так поступают все женщины» (Cosi fan tutte) до июня проходят на Новой сцене Большого театра. Спектакль сделала молодая постановочная команда: голландский режиссер Флорис Виссер и итальянский дирижер Стефано Монтанари, которым очень помог британский сценограф Гидеон Дэйви.

История, рассказанная либреттистом Моцарта Лоренцо да Понте, напоминает анекдот: Фьордилиджи и Дорабелла, две сестры из Неаполя, с двумя, соответственно, женихами – офицерами (Гульельмо и Феррандо), становятся пешками в руках некоего дона Альфонсо, вознамерившегося доказать, что верность и женщина – вещи несовместные. Юноши, уверенные в обратном, заключают с доном пари. Придумав – по указке Альфонсо – внезапный отъезд и переодевшись в цветистых албанцев, неузнанные спорщики при помощи служанки Деспины пытаются соблазнить собственных невест, причем «перекрестно», и преуспевают в опасных связях: чем больше у девушек горестного, напоказ, пафоса разлуки, тем быстрей они сдадутся новому напору. Когда грядет разоблачение, четверка рыдает, Альфонсо же, добившийся своего и выигравший сто цехинов, советует отнестись к делу стоически, как к пополнению житейского опыта. Но, как сказал Виссер перед премьерой, он не доверяет мажорной интонации Моцарта, звучащей в финале. Комедийная ситуация, изначально чреватая бедой, разродится кризисом: понятно, что счастья у героев от «опыта» не прибавилось.

Если не вносить в либретто плоскую трезвость вроде «дуры-девки, не узнают своих», нелепая история станет философской сказкой о непредсказуемой сложности бытия. Именно так к опере отнесся Виссер. Его спектакль – тревожный и упоительный морок, в котором купаются все. Изобретательный кукловод Альфонсо, мстящий миру за некогда поруганное чувство. Деспина, прячущая за циничной развязностью страх перед жесткостью мира. Офицеры, с их юношеской пылкой доверчивостью и неумением продумывать ситуацию на ход вперед, отчего герои оказались в положении, когда они и хотят, и не хотят, чтобы женщины сдались. И молоденькие сестры, которые путают цель со средствами. Девицы считают, что любят конкретных людей, а на самом деле им нравится быть обожаемыми, все равно кем.

Этот экзистенциальный театр, где повседневные роли (и маски) то и дело меняются, как рисунок облаков в небе, по мнению Виссера, отменно раскрывается через образ настоящих подмостков. На сцене выстроена коробка старинного барочного театра. Мы видим ее с той стороны рампы, где задник и приспособления для машинерии. Видим и спереди, в красоте слегка позолоченных ярусов, нарочито допотопного реквизита (прелестны «морские волны» из дерева, создаваемые качанием муляжа вручную), с подвижными декорациями, изображающими сад, и большой подъемной люстрой, в которой слуги зажигают «свечи». Персонажи оперы обитают в театре – фехтуют на кровати, моются в ванне, пьют кофе из крошечных чашек, обманно травятся мышьяком, взмывают к колосникам в люльке и, сидя в ложах, льют вино в бокалы. Вокруг героев, облаченных если не в албанские юбки с шароварами, то в камзолы с треуголками и шпагами, среди героинь, жеманно носящих обширные платья, резвятся дети-амурчики и маленькие фавны с рожками, вмешиваясь в действие. Иной раз забредают и взрослые существа – обросший шерстью сатир на копытах, преследующий нимфу. В финале зал театра на сцене заполняется публикой: там аплодируют щемящей, неопределенной развязке (кто из перепутанных парочек с кем останется и останется ли?), в ужасе глазея на организатора путаницы, с мефистофельским презреньем уходящего прочь.

Что это – постановка владельца театра Альфонсо или метафорическое указание на спектакль жизни? В таком двояком антураже рискованная эротическая игра выглядит органично, как смена декораций и костюмов: недаром персонажи то и дело переодеваются у публики на глазах. Дирижер Монтанари, специалист по аутентичному исполнению, добавляет приправ в кипящий котел, ускоряя темпы, по мере возможности смягчая небарочное «вибрато» в звучании, подчеркивая моцартовскую кристальную ясность и играя на хаммерклавире.

Большой театр твердо анонсировал этот спектакль как русского Моцарта – по линии вокала. Когда-то в ГАБТе уже пели Cosi fan tutte, в те времена, когда о международном кастинге у нас не слышали. В нынешней постановке эту возможность тоже проигнорировали. Львиная доля певцов – талантливые выпускники или участники Молодежной программы театра, кое-кто приглашен со стороны, а Николай Казанский (Альфонсо) – штатный солист Большого. Сопрано Анна Крайникова спела нежную Фьордилиджи, меццо Александра Кадурина – решительную Дорабеллу, тенор Юрий Городецкий – Феррандо. Больше всего впечатлили смешливая Алина Яровая (Деспина) и бравый Александр Миминошвили (Гульельмо). В принципе у всех солистов есть серьезные достижения, спектакль, безусловно, удался. Но опытное зрительское ухо замечало: тут певцы все-таки были на «вы» с моцартовскими колоратурами, у этого «трещина» в тембре и кое-какая фальшь в арии, у того скучноваты и голос, и манера, здесь точно спели сложнейший ансамбль, но досадно разошлись с оркестром в дуэте. В такие моменты премьера отдавала генеральной репетицией: срочно хотелось подправить и подкорректировать. Что ж, в подзаголовке оперы стоит «школа влюбленных», а в школе, как известно, учатся, и, спору нет, свои кадры надо воспитывать. При этом от звездных мировых специалистов по моцартовскому пению на премьере никто б из зрителей не отказался. В конце концов это вопрос статуса и престижа Большого театра.

"