Posted 26 апреля 2011,, 20:00
Published 26 апреля 2011,, 20:00
Modified 8 марта, 06:30
Updated 8 марта, 06:30
Явная вечеря
После нескольких громких скандалов с Церковью казалось, что любое обращение арт-деятелей к религиозной тематике обречено на провал. Слишком неравны силы. Если подходить к делу всерьез, всегда можно получить ярлык еретиков. А если ерничать – повестку в суд. Поэтому обе стороны предпочитали сохранять нейтралитет. Между тем куратор выставки Полина Лобачевская рискнула – ей не в первый раз перекладывать «священные» тексты: в Домике Чехова уже создавали инсталляции по мотивам «Алисы в Стране чудес» и «Маленького Принца». И всегда это были не просто иллюстрации к знаменитым книжкам, а попытки заговорить о знаках и символах, которые питают современную культуру.
В этот раз задача была сложнее – у Пасхи издавна имеется набор своих символов, с которыми можно легко впасть в ярмарочную крикливость. Кто только не изощрялся с украшением яиц! В Москве имеется многометровое яйцо из песка и такое же по размерам из льда. Поэтому фокус с раздачей яиц для росписи – не такая уж оригинальная идея (странно, но в других музеях и галереях до нее не додумались). Между тем в Домике Чехова выстроили вокруг пасхальных примет концептуальную мизансцену.
Если искать прямую аналогию тому, что создано на двух этажах раритетного особняка, – это будет особого рода артистическое Воскресение. Зритель словно попадает на Пасху в мастерскую художника, где вещи из привычного праздничного набора неожиданно смешиваются с творчеством хозяев. Речь, собственно, не о Церкви, а о благочестии в светском варианте.
Тон всей экспозиции задают работы 1960–1970-х годов (гениальная символистская живопись Дмитрия Плавинского или изящные примитивы Натальи Северцовой). Понятно, что для неофициальных художников советского времени Пасха была глубоко личным, не афишируемым событием. Они не спорили с православием, не отмечали национальный праздник – Воскресение было частью духовной культуры, внутренним кодом отличия от воинствующего атеизма. Поэтому и в мастерских «шестидесятников» православные иконы стояли в одном ряду с репродукциями леонардовской «Тайной Вечери». В Домике Чехова они вновь сошлись в парадоксальном единстве: специально для этой экспозиции образ «Сошествие в ад» написал признанный иконописец Александр Чашкин, а на втором этаже Валентина Апухтина представила видеоинсталляцию, где Христос и апостол Леонардо да Винчи парят над московскими крышами. И удивительно, как они зазвучали в галерее: зритель поневоле изучает икону как живопись (у Чашкина необычайный дар колориста), а фреску эпохи Возрождения как символ православного богоискательства. Другая знаковая работа – также в духе нон-конформизма – фотоколлаж Via Dolorosa Сергея Смирнова. Художник снял камни на иерусалимской улице, по которой вели Христа на казнь, и создал из кадров своего рода иконостас. Именно так – на иносказании, недоговоренностях, мистических паузах – был возможен диалог о вере в советское время.
Из ярчайших примет сегодняшнего дня – творческое задание по дизайну пасхальных яиц. С ним ожидаемо отлично справились два бессменных креативщика московской арт-сцены. Леонид Тишков, создающий мифы буквально из воздуха, придумал своего рода яйцо-скульптуру – не безделушку в стиле Фаберже, а массивный, стальной объект, достойный отдельного поклонения. И сразу, чтобы сбить пафос, изобрел пародию на «Возвращение блудного сына» Рембрандта (тоже, кстати, знаковый для советского интеллигента образ): одно яйцо преклонило колени перед другим. Самый сложный с точки зрения технологии объект у Андрея Бартенева. Он и называется соответственно «Электрический сюрприз». Трехмерная голограмма являет сначала яйцо, а потом вылупившегося из него цыпленка. Не сказать, чтобы это был глубокомысленный жест, но рядом со сложными и многомерными живописными вещами бартеневский «сюрприз» пришелся очень кстати. Прямо по поговорке – дорого яичко к Христову дню.