Соловей в ботфортах

В стремлении разнообразить репертуар Бартоли переплюнула коллег. Женщине, пусть и с «низким» голосом, взяться за арии, написанные для мужчин, хоть и своеобразных – это и впрямь дерзкий эксперимент, хотя Чечилия не единственная в мире, кто этим занимается. Результат – с точки зрения аутентичности – оценить можно лишь умозрительно: никто не знает, как на самом деле пели кастраты и насколько это было похоже, например, на современный контртенор. Естественное неведение дает карт-бланш звезде из Рима: можно экспериментировать, не выходя за пределы барочного стиля. Это, кстати, соответствует той эпохе, когда певцы работали «в режиме спонтанной импровизации», создавая личные вокальные нюансы по композиторской канве.

Концерты в России, организованные Центром оперного пения Галины Вишневской – продолжение давней программы певицы по исследованию истории музыки: Бартоли показывает «живьем» то, что в 2009 году она напела на диск под названием Sacrificium – «Жертвоприношение» (с подзаголовком «Искусство неаполитанских кастратов»). Говорящее название диска, ставшего лауреатом премии Grammy, напрямую отсылает к причине появления божественных голосов: в годы расцвета творчества кастратов количество изувеченных мальчиков достигало нескольких сотен, а может, и тысяч в год. Зато и результат – для оперного искусства – бывал необыкновенный. Современникам, слушавшим звуки необыкновенной чистоты, силы, гибкости и звонкости, казалось, что пели не люди, а ангелы.

Чтобы записать Sacrificium, Бартоли порылась в архивах: сверхвиртуозные произведения, которые создавали специально для высоких голосов кастратов, после их исчезновения из театров были во многом забыты. Концерт в Москве прошел при участии аутентичного оркестра La Scintilla (Цюрих), услаждавшего слух басовой лютней-теорбой, старинной валторной без вентилей, журчащим клавесином и особым звуком скрипок с жильными струнами. В списке исполненных композиторов Николо Порпора, учитель Гайдна, а заодно – герой романа Жорж Санд «Консуэло». Композитор Леонардо Винчи – правда, без частицы «да» перед вторым словом. Создатель опер Риккардо Броски – родной брат знаменитого кастрата Фаринелли, того самого, о котором создан «костюмный» исторический фильм. Франческо Арайя вошел в моду с наступлением времени аутентичного исполнения. А Скарлатти и Гендель в рекламе, как говорится, не нуждаются.

Кастраты пели и мужские, и женские партии, блистая прежде всего в серьезных операх-сериа на античные и псевдоантичные сюжеты. Бартоли вслед за ними представала то утонченно страдающим юношей, то жеманно-возвышенной девицей: имена ее персонажей – Сифак, Деций, Эпитид, Деметрий и Авель, а затем – Эриксена и Аделаида. Этому соответствовали необычный концертный костюм, и манера держаться: Певица выбежала на сцену и лихо отвесила мужской поклон в мужском «старинном» костюме: черный плащ, шляпа с перьями, рубашка с кружевными манжетами и сапоги-ботфорты. Во втором отделении поверх ботфорт появилось подобие юбки. Бартоли снимала сразу несколько гендерных и культурных слоев – она становилась женщиной, играющей в мужчину, который играет женщину.

Не очень сильный голос Бартоли не назовешь стенобитным, но кому до этого есть дело, если московский концерт был из тех, о которых рассказывают внукам? Забавляясь историческим пением, итальянка демонстрировала барочный пафос, глубокое понимание переживания, что в лирических, что в «бурных» ариях, диапазон в три октавы и немыслимое техническое совершенство. Она посылала публике идеальную ровность звукоизвлечения, свободно летая по регистрам, как чемпион спринта на коронной дистанции. Она пленила тончайшей филировкой звука в раскидистых трелях и хроматическими пассажами на одном долгом дыхании, чем и славились кастраты. Временами казалось, что дышать этой певице вообще не требуется. А ее messa di voce, когда голос плавно взлетает в крещендо и долго затихает, истаивая в волшебном безмолвии! Под конец гостья щедро спела аж четыре биса, снова завалив публику фантастическими колоратурами и устроив вокальную дуэль с барочным гобоем. И никаких следов усталости: соло Персея из оперы Вивальди «Освобожденная Андромеда» и песня Альмирены из «Ринальдо» Генделя звучали так же свежо, как спетая в начале вечера ария Удовольствия из оратории «Триумф Времени и Разочарования».

Конечно, голос Бартоли оставался более теплым, живым и мягким, чем, по легенде, у любого кастрата. От глубин ее вокальных переживаний по коже бегали мурашки. Да, петь как совершенный автомат женщине-певице, даже самой лучшей, физиологически недоступно. И слава богу. Вот Фаринелли, наверно, смог бы.