Posted 25 ноября 2009,, 21:00

Published 25 ноября 2009,, 21:00

Modified 8 марта, 02:23

Updated 8 марта, 02:23

Актер Евгений Стычкин

Актер Евгений Стычкин

25 ноября 2009, 21:00
Евгений СТЫЧКИН в последнее время легко вживается в образы персонажей культовых и в некотором смысле всесильных. То он играет Сталина на сцене театра «Практика», то перевоплощается в Чарли Чаплина в рамках фотопроекта «Черно-белое кино» журнала «Театрал». А после того, как в начале ноября в прокат вышла картина Ильи Хо

– В вашей жизни сложилось так, что вы в первую очередь актер театральный. Наверное, известность к вам пришла, когда у вас с Максимом Сухановым сложился хороший дуэт в спектакле «Дон Жуан и Сганарель»… Как это произошло?

– В первую очередь – конечно, благодаря Владимиру Владимировичу Мирзоеву (режиссер спектакля. – «НИ»). Потому что работать с ним очень интересно, и это совершенно не похоже на работу со всеми иными режиссерами, с которыми я когда-либо работал. Мирзоев и Суханов, много лет работая вместе, до такой степени друг друга понимают, что в это нужно только правильно вклиниться, и тогда ты получишь удовольствие. Не пытаться этому сопротивляться.

– Обязательно при этом разделять все мировоззренческие идеи Мирзоева? Или можно оставаться собой?

– Не обязательно разделять его идеи, и можно вполне оставаться собой. Но, чтобы получать удовольствие от процесса, ты должен попробовать разделить его идеи. А потом уже, после премьеры, решить, правильно для тебя это или нет. Но во время репетиций ты должен просто довериться режиссеру, иначе ты будешь постоянно переживать, что с тобой делают что-то, что неправильно для тебя и для спектакля.

– У вас было когда-нибудь искушение отказаться от ремесла в пользу незаметной жизни частного человека, как это делают некоторые из ваших героев?

– Оно у меня и есть. Потому что вижу, как живут некоторые американские киноартисты, которые могут позволить себе сниматься не чаще одного фильма в год-полтора, а остальное время – сидеть на каком-нибудь острове и заниматься тем, что им нравится. Но к этому очень трудно прийти. Я, например, работая в театре, не имею возможности уехать куда-то надолго. Но я не представляю себе, с другой стороны, жизни без театра и кино. Без кино – в меньшей степени, у меня бывают периоды, когда я по нескольку месяцев не снимаюсь, и не переживаю по этому поводу, если у меня есть на что купить себе кусок хлеба. А без театра я не очень представляю себе свою жизнь. Это уже определенная наркотическая зависимость, от которой вряд ли возможно избавиться.

– Если бы перед вами стоял жесткий выбор и вам пришлось оставить в репертуаре только лучшее, то какие спектакли бы вы выбрали?

– Для любого творческого человека самым важным является то, чем он занимался в последнее время. Для меня это, конечно, два спектакля, которые я сыграл в прошлом году. Один из них – это «Розенкрац и Гильденстерн» Тома Стоппарда, поставленный Павлом Сафоновым в «Другом театре», а другой – это пьеса Игоря Симонова «Девушка и революционер» в театре «Практика» в постановке Владимира Агиева, где я играю Сталина.

– Что вам ближе как актеру – интеллектуальный материал Стоппарда, экспериментальная «Практика» или классический «Дон Жуан»?

– Я бы не стал проводить разделяющую черту между одним и другим. Если бы я играл в каком-нибудь большом академическом театре, в опять-таки академической постановке классической пьесы Островского, тогда можно было бы попытаться как-то это разделить, и то вряд ли. Ведь дело не в материале. Дело в том, что ты сам меняешься каждый день, и соответственно меняется и твоя жизнь в любом спектакле. «Дон Жуан и Сганарель» Мирзоева – абсолютно экспериментальный спектакль, и это мне нравится. Потому что я только и занимаюсь тем, что пытаюсь не ставить себе каких бы то ни было рамок, я пытаюсь пробовать каждый раз что-то новое. Поэтому я думаю, что, если артист для себя решает, какой театр ему ближе, это начало застоя, который приводит к протуханию продукта. Например, когда мне предложили играть Сталина в театре «Практика», моей первой реакцией было – отказаться. Я подумал, что это просто смешно и я этого делать никогда не буду. Я не похож на Сталина, я ненавижу Сталина и все, что с ним связано, и все это совершенно не мое. И именно поэтому я решил согласиться. Потому что надо ставить над собой эксперименты. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Лучше оступиться, чем испугаться сделать шаг.

– Ваше согласие на съемки в картине Григория Константинопольского «Кошечка» – это тоже эксперимент?

– Конечно. Мы несколько раз не получили возможность посотрудничать, но очень давно хотели попробовать. Поэтому, когда он мне прислал сценарий, я с удовольствием согласился, при том что абсолютно не понял ничего. Ни того, как он собирается снимать абсолютно театральный текст, ни почему это должно быть большим кинематографом, а не телепроектом, хотя это явно просится на сцену. Но он меня убедил. И на площадке, и конечным результатом.

– Если вы тянетесь к такой свободе самовыражения и эксперименту, то с какой целью вы соглашаетесь играть в таких сериалах, как, например, «Холостяки»?

– Тут есть несколько причин. Во-первых, для того, чтобы иметь право на выбор, тебя должны хотеть продюсеры. Ты должен быть им интересен. Нужно как-то строить карьеру, в том числе и с позиции твоей известности и узнаваемости. Во-вторых, сейчас я бы на «Холостяков», конечно, не согласился, но тогда это было большим удовольствием, в том числе и профессиональным. Потому что мы сошлись вчетвером с Маратом Башаровым, Дмитрием Певцовым и Олегом Фоминым, все до этого были знакомы, и стали единым целым. Участвовать в этом проекте было нашим совместным решением. И получилось неплохо, я совершенно об этом не жалею.

– Наверное, важна и финансовая сторона – заработать деньги, чтобы спокойно играть в театре?

– Нет, такой позиции не было. Есть тысяча других способов заработать деньги. Плюс ты иногда снимаешься, и гонорары актеров в российском кинематографе так или иначе выросли. И если перед тобой не стоит задача приобретения яхты или дома на Канарах, то, даже очень скромно снимаясь, ты вполне можешь жить приятно. Поэтому – нет. Ведь люди снимаются в много-много-многосерийных сериалах не для того, чтобы иметь машину, а чтобы поменять уже имеющуюся машину на машину лучшего класса. Поэтому ради денег в сериалах сниматься вовсе не обязательно. Как совершенно не обязательно и не сниматься. Ведь сериалы – это наша жизнь. И сам процесс этой жизни должен быть в радость. Сделать в хорошей компании некий легкий телевизионный проект и прожить так полгода, может быть, гораздо приятнее, чем два года снимать какое-нибудь умное кино с людьми, которые тебе не близки. Ведь результат получает зритель, а нам достается процесс.

– Вы – за удовольствие от процесса?

– Я – за комбинацию.

"