Между собакой и волком

Театр любит ставить в тупик своих исследователей. Только громогласно констатируют, что «длинные» спектакли вышли из моды, – тут же пойдет вереница постановок по 6–9 часов, а культовый Лепаж и вовсе поделится идеей спектакля часов на 16–17. Только объявят об умирании слова – тут и хлынут постановки, где персонажи будут говорить-говорить-говорить в духе подзабытого радиотеатра. Только объяснят, что русские авторы перестали интересовать Европу, – начнется нашествие русских пьес и инсценировок прозы на сцены европейских театров. Кто еще пару лет назад мог предугадать моду на Горького? Автор, запечатлевший в своих пьесах «последний день Помпеи», мгновения до крушения великой империи, – оказался на редкость созвучным мыслям и настроениям сегодняшнего человека.

Фестиваль NET вставил в свою программу постановку «Детей солнца» Иво ван Хове и «На дне» Оскараса Коршуноваса. Горьковские персонажи в обеих постановках увидены как наши современники, переживающие такой понятный кризис ценностей, целей, смыслов. Люди, заставшие в истории час «между собакой и волком».

Оскарас Коршуновас взял четвертый акт пьесы «На дне», оставив за пределами спектакля практически всю яркую сюжетную канву горьковской пьесы, пожертвовав колоритными фигурами удалого вора Васьки Пепла, больной Анны, нежной Наташи, злой бабы Василисы и ее сварливого мужа. Отказался он и от центральной фигуры пьесы – странника Луки (лукавый старец, он же Лука-угодник). За сценой в литовской постановке остались смерть Анны, обваренные сестрой ноги Наташи, убийство Коростылева, арест Пепла, уход Луки… Оставшиеся (хочется написать – выжившие) ночлежники сидят у полупустого стола, заставленного бутылками, как участники долгого застолья, из которого давно ушли веселье и азарт. Но что-то мешает разойтись, и в похмельном угаре каждый говорит о своем и не слушает соседа.

«Старик подействовал на меня как кислота на ржавую монету», – полувыдохнет красавец Сатин (Дайнюс Гавенонис). И провозгласит свое знаменитое «Человек – это звучит гордо» как застольный тост, предложив выпить брудершафт зрителю из зала. Водку на сцене разливают настоящую, наливают желающим. Как объяснял режиссер, в Литве зрители и актеры сидят за одним столом, как сотрапезники, и контакт зала и сцены куда интимнее.

По опыту известно, что короткая дистанция с залом часто оказывается ловушкой для актеров, не умеющих адекватно отвечать на зрительские импровизации. Литовские исполнители легко принимали неожиданные подначки и незапланированные реплики зрителей. Переходили на русский язык, шли вдоль рядов, вглядывались в лица, отмечая реакции. Отчаянный Алешка (Гидрюс Савицкас) начинает клянчить рубль, переходя на угрожающее: «Пил – плати». В ту минуту, когда зритель лезет в карман за рублем, машет рукой: «Не возьму твой рубль, и миллион не возьму»… плавно переходя к очередному монологу.

За спиной актеров бегущей строкой повторяются обрывки цитат из Горького. Однако хрестоматийные тексты звучат не как разученный текст, а как итог каких-то долгих размышлений.

Пожалуй, впервые за долгое время Оскарас Коршуновас показывает спектакль одновременно лирически-выстраданный и обдуманно-выстроенный. Тема человека в час между собакой и волком, тема человека, обдуманно и сознательно разрушающего самого себя, уничтожающего самого себя, звучит здесь несентиментально, жестко, строго. Скупой интерьер и размашистые выплески актерских темпераментов – все работает на главную мысль постановки. Идея спектакля появилась во время гастролей с «Гамлетом», но гамлетовские вопросы о смысле бытия здесь задают подонки общества – проститутка и шулер, сутенер и уличный воришка, спившийся актер и торговка-разносчица, – пытаются понять, зачем человек живет и зачем умирает…

После горьковского финала, когда разгулявшимся ночлежникам сообщают, что Актер удавился, Сатин горько итожит: «Испортил песню, дурак!», Коршуновас дает свой постскриптум. Актер, чью сценическую фамилию Сверчков-Заволжский давно никто не помнит (Дариус Гумаускас), забирается на сваленные ящики из-под пустых бутылок и читает как отходную молитву-монолог датского принца: «Быть или не быть…»