«Как хорошо мы плохо жили»

Легко себе представить, что творилось бы в связи с приездом культового английского драматурга в нашей столице, случись это даже не в конце шестидесятых (время начала действия «Рок’n’ролла» – ввод советских танков в Чехословакию), а в начале 1990-х (пьеса заканчивается концертом Rolling Stones на пражском стадионе). Легко представить переполненный зал и толпу, штурмующую вход и пресловутую конную милицию, которая у нас долго являлась мерилом экстрасобытия. С тех пор и приезды именитых иностранцев, и концерты рок-звезд (страшно сказать, но даже наши танки в чужих городах) не то чтобы надоели, но стали привычным фоном жизни. Когда справа обсуждают мадридскую постановку «Рок’n’ролла», а слева – лондонскую. Если где ощутишь почти физически границу, которая отделяет общество конца ХХ века и зал начала второго десятилетия века ХХI, то как раз в этой неброской будничности того, что по статусу вполне тянет на событие.

«Как только порнография в соцстранах станет доступна, поэзию будет читать примерно такой же процент населения, что и на Западе», – поделится юный интеллектуал со старым ностальгирующим профессором. Наблюдению не откажешь в злобной точности, как и многим наблюдениям сэра Томаса Стоппарда. Хотя общая интонация пьесы и рамтовской постановки отнюдь не едкая, скорее ностальгически-сентиментальная: «как хорошо мы плохо жили»... Да и как может быть иначе, если Томас Стоппард написал, а Адольф Шапиро поставил историю из лучших лет собственной жизни, историю времен своей молодости…

«Рок’n’ролл» – пьеса, где действие разворачивается то в Кембридже в семье преподавателей, в которой жена – специалист по древнегреческой литературе («лесбиратуре», – как шутит хиппующая дочка), а муж – убежденный марксист-экономист, то в Праге, среди чешских диссидентов, в стране, где Стоппард родился и посетил которую уже во времена Вацлава Гавела. Впрочем, сам Гавел, равно как и Маргарет Тэтчер, Михаил Горбачев, Густав Гусак и прочие лидеры эпохи, в сюжете не участвуют, а являются предметами и двигателями разговоров действующих лиц. Томас Стоппард часто делает своими героями людей обочины, по-своему оценивающих происходящие события и на свой лад в них задействованных. Историю Гамлета Стоппард показывает глазами Гильденстерна и Розенкранца, а двадцать лет европейской истории уведены через судьбы чешского аспиранта, засланного в Англию чешским комитетом госбезопасности, Яна (Петр Красилов) и его кембриджского наставника, «красного» профессора Макса (Илья Исаев). Европейские интеллектуалы, чешские диссиденты, журналисты желтой английской прессы и советские гэбэшники – круг действующих лиц. А надо всем (в буквальной вертикали сцены) английский рокер Сид Баррет и чешская группа Plastic People of the Universe.

Сценограф Александр Шишкин создал на сцене огромный ржавый «железный занавес», чуть-чуть напоминающий кукольный домик в разрезе – с квадратиками квартир, убегающими железными лестницами, путаницей гулких переходов. В одном из квадратиков стоит надувной желтый танк с нарисованным злобным оскалом. Все как бы страшно и ужасно, но страшно и ужасно немного понарошку. Тень насмешки над происходящим есть и в излишне громких и излишне частых музыкальных комментариях – примерно раз в пятнадцать минут лирические сцены сменяются децибелами рока, а на железном экране возникает кинохроника концертов Rolling Stones или Plastic People of the Universe. Персонажи, с привычной выкладкой сыгранные актерами РАМТа, также не скрывают своей сконструированной природы – не люди, но ходячие рупоры авторских идей. И всего мастерства и обаяния Ильи Исаева, всей пластичности Петра Красилова и тонкого юмора Дарьи Семеновой (Ленка) не хватает, чтобы превратить стоппардовских героев в объемные фигуры.

Соблазнительный тезис – политика преходяща, а музыка вечна, – Томас Стоппард доказывает с энергией явно избыточной. В уста Яна вкладывается любимая мысль автора о том, что диссиденты и власти говорили на одном языке, протестанты и госбезопасность парадоксальным образом нуждались друг в друге, а рок-музыканты были людьми «не отсюда», язычниками (по аналогии с еретиками и церковью). Хотя, как показывает пример Яна, увлечение роком вовсе не спасало от сотрудничества с госбезопасностью. Предрассудок любимой мысли автора приводит к разного рода сюжетным и тематическим натяжкам и подтасовкам… Разворачивание конфликтов, сшибка идей, развитие действенной линии пьесы заканчивается уже в первом акте. Во втором идет тотальная раздача слонов: симпатичные персонажи награждаются счастьем в личной жизни, топтавших пластинки гэбэшников сдувает ветер перестройки, а обругавшая Сида Баррета журналистка получает по морде страницами своей же газеты. Happy end, безусловно, страшная сила, но выглядит он здесь как-то нарочито навязанным. На железном экране гремит Rolling Stones на пражском стадионе 1990 года, так что самый недогадливый внук должен оценить, как энергично, разнообразно, раскрепощено, как хорошо «плохо жили» его деды… И вздохнуть, что на нашу долю грязной политики осталось довольно, а вот с музыкой явно «похужело»…