Posted 25 сентября 2005,, 20:00
Published 25 сентября 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:30
Updated 8 марта, 09:30
Спасение от депрессии
Свой псевдоним фотограф Феллиг получил за молниеносную реакцию и умение оказаться в нужном месте в нужное время. «Виджи» – это настольная игра, выигрыш в которой зависит от того, насколько быстро игрок, знающий ответ, нажмет на кнопку. В 1940-е годы Виджи, как правило, оказывался рядом со свежими трупами убитых гангстеров, снимал задержание взяточников и вымогателей, внедрялся в самые дебри нищенского города. Свои снимки он рассылал по крупнейшим газетам, а потом, собрав их в отдельный альбом «Обнаженный город», произвел настоящий фурор – книга стала бестселлером.
Секрет успеха Виджи объясняли по-разному. В основном – особой социальной терапией. Оказывается, ничто так не успокаивает людей, измученных нищетой и нестабильностью, как изучение чужих бед. Когда нью-йоркский обыватель получал свежую газету и видел на первой полосе бывшего мафиози, чье тело вытаскивают из Гудзона, или солидных господ в шикарных пальто и шляпах, лежащих в крови на тротуарах, собственная жизнь не казалась ему такой уж беспросветной. Для создания таких шедевров, взрывающих повседневность, у Виджи имелось нехитрое приспособление. Лишь ему одному разрешили поставить в репортерской машине полицейскую рацию: оттого на место происшествия он прибывал едва ли не раньше наряда.
Уникальные снимки, привезенные в московскую Галерею Гарри Татинцяна из коллекции Хенрика Беринсона, сегодня воспринимаются словно иллюстрации к мюзиклу «Чикаго» – настолько хрестоматийны на них мода и стиль 30-х. Здесь запечатлено все, что всплывает в воображении, когда говорят об издержках сухого закона или темных сторонах Города Желтого Дьявола. Но в них имеется нечто большее: кровь, оторванные головы и перекошенные болью лица врываются в ночную жизнь мегаполиса, словно кошмары спящего. Оттого фотографии Виджи несут отпечаток сумасшествия и сюрреализма.
В начале 90-х Россия проходила тот же опыт переживания депрессии и хаоса на грани родового шока. Однако все наши бандитские разборки, «новые русские» и «красные пиджаки» запечатлены только в словесном фольклоре – увы, в России не было ни одного фотографа, способного проникнуть в этот серпентарий. Для защиты психики от шока новорусская агрессия и кровь перестройки были переведены в шутки и анекдоты. Американцы оказались последовательней и шли до конца. С помощью Виджи они перевели депрессивную драму в трагедию и катарсис: убитый в ночи – необходимое жертвоприношение для спокойной жизни обывателя. Точно как в древнегреческом театре. «Дальнейшая судьба преступников, которых я снимал живыми, была лишь делом времени, – писал в автобиографии Феллиг. – Наступал момент, и я уже снимал их мертвыми в луже крови. Их последнее фото я старался сделать произведением искусства».