Режиссер Дмитрий Месхиев

– Дмитрий Дмитриевич, вам известно, как решится судьба «Ленфильма»?

– Честно скажу: не знаю. Решение будет приниматься собственниками, а ими являются Росимущество и Министерство культуры Российской Федерации.

– Вы можете влиять на их решение?

– Я считаю, что в решении вопроса «Ленфильма» нужно заглядывать как минимум лет на 10–15 вперед. Это называется стратегическое планирование. Нужно понять, как двигать вперед «Ленфильм», спрогнозировать ситуацию будущего кинематографа. Исходя из реалий сегодняшнего дня, не стоит просто переделывать устаревшую студию. Мне кажется, что к этому непростому вопросу нельзя подходить только с точки зрения «дайте денег». Ну найдутся деньги, а дальше хоть трава не расти? Есть моя точка зрения, есть позиция московских коллег, мнение работников «Ленфильма» и других деятелей кино. Мою точку зрения разделяют многие известные кинематографисты.

– Их больше, чем противников?

– Не считал. У каждого своя логика. Мне кажется, единственно правильный путь – прекратить пререкаться, оскорблять друг друга и попробовать вместе спокойно задуматься о том, что будет дальше с киностудией, как она будет развиваться.

– Три года назад вы говорили, что ненормально, когда в центре города находится киностудия. До сих пор так считаете?

– Да. Киностудия расположена внутри жилого массива в центре города, на Петроградской стороне. «Ленфильм» – это своего рода фабрика. Она не может существовать только на одной небольшой территории. Не основная часть киностудии совершенно спокойно может располагаться и в другом месте. Кроме того, огромная часть активов «Ленфильма» уже продана. Поэтому и нужна большая основная площадка, где будет основное производство, поскольку оно априори трудоемкое и занимает огромные площади. В мировой практике киностудии в основном располагаются на окраинах городов, как и любые производства, занимающие большие территории, иначе это просто не рентабельно. В центре города у киностудий могут быть офисные помещения, которые носят, так сказать, представительский характер. В советское время у нас, конечно, и заводы в центре города были. Само по себе это неправильно, хотя бы с точки зрения логистики. Любое крупномасштабное производство, а тем более киностудия, должны иметь площади для строительства новых, современных, существующих на постоянной основе, натурных декораций, павильонов, чтобы снизить цену производства. Так происходит во многих странах мира: фильм от начала и до конца снимался на территории киностудии, где можно снять и лес, и речку, и кусочек города, и деревню... Это сопряжено с крупногабаритными грузами, а значит, с движением по городским улицам трейлеров и прочим. Но я против того, чтобы «Ленфильм» с его нынешней территории вовсе куда-то убрать и построить на его месте какие-нибудь стоэтажные дома.

– А если на месте «Ленфильма» все-таки появятся гостиницы, бизнес-центры, рестораны...

– Это на уровне сказок. Поймите, собственник «Ленфильма» – государство. Если государство сочтет нужным построить новую киностудию, а эту территорию отдать под строительство социального жилья, то у государства будут на это веские причины. Давайте в первую очередь спрашивать у собственника. Мне это кажется логичным.

– Вы чуть больше полугода назад возглавили Комитет по культуре Петербурга. Как у вас складываются отношения с чиновниками, ведь вы – человек свободной профессии, в которой не приняты законы иерархии?

– Честно скажу, у меня тоже были суждения, что чиновники – другие люди, что они как матрицы. Но они – обычные, живые. Могу искренне сказать, что среди чиновников, во всяком случае, среди тех, с которыми мне приходится общаться по долгу службы, очень много продвинутых, умных и достойных людей. Я не ожидал, что это на самом деле так. Может быть, вал чиновничества, которое осуждается народом, и существует, и он действительно иногда оставляет желать лучшего, но в нашем городе достаточно профессионалов. Причем в разных сферах деятельности и в разных комитетах. Я это ответственно заявляю. Я был продюсером в одной из крупнейших компаний страны, где делали огромное количество кино- и телепродукции, и мне казалось, что труднее ничего нет. Думал, что в комитет приду, как в отпуск. Оказалось, что быть чиновником – нелегкий труд, если к нему, конечно, относиться честно.

– Чего было больше, когда вы пришли в комитет, – испуга или удивления?

– Не было ни удивления, ни испуга. Я не привык «ездить в Тулу со своим самоваром». Если пришел на эту работу, значит, должен принимать условия системы, которая принята в этих структурах. Переделывать документооборот, какие-то устоявшиеся вещи, какими бы бредовыми они ни казались, я не намерен. Первое, что я сделал, – начал наблюдать и старался научиться или постичь то, что является работой чиновника этого уровня, вникать в задачи. Какие могут быть удивления?

– Тем не менее вы замахнулись на «театральную» реформу, вызвавшую такую бурю в театральном сообществе...

– Ни на что я не замахивался! Сейчас мы пришли к абсолютному взаимопониманию с театрами Петербурга. Весь сыр-бор разгорелся из-за того, что кто-то кого-то не дослушал, начались эмоции, а это не работа. Я как раз не хотел ничего реформировать. Я хотел начать обсуждать. Не только я, но и 99% театральных деятелей нашего города понимают, что нужно куда-то двигать театральную жизнь. Все понимают, что проблема есть. Я не сторонник временных и скороспелых реформ. Я высказал свою точку зрения, на которую имею право как чиновник, как деятель культуры и просто как человек. Я ее не изменил. Когда страсти улеглись, то выяснилось, что мы все, включая театральных деятелей, думаем об одном и том же. У нас нет противоречий. Могут быть нестыковки в нюансах видения театральной жизни, но в целом их нет. В какой-то степени меня тоже захлестнули эмоции, и я в этом признался, как и деятели театра.

– Идея с годовым контрактом для худруков, которая вызвала особое сопротивление в театральных кругах, остается в силе?

– Я не говорил про годовой контракт как про единственное условие. Я говорил, что его мы будем заключать с вновь пришедшими молодыми театральными деятелями, которые возглавят театр. Убежден, что нового человека назначать на «длинный контракт» нельзя. Человек должен проявить себя, внедриться в жизнь театра. Театр – это живой организм, и какой-то режиссер может встроиться в него, а какой-то – нет. Я считал и считаю, что контракты должны быть разные – на год, три и пять лет. Если достойный, матерый режиссер, которого мы позовем возглавить театр, продвинет его вперед, то на годовой контракт он не пойдет. И я не пошел бы, если бы мне такой предложили. Как продюсер и режиссер, я знаю себе цену. На самом деле мои предложения были шире, чем озвученные.

– Идея с худсоветами также остается в силе?

– Это не моя идея. Она была озвучена на заседании комиссии, не помню, кем. Все испугались, подумали, что это будет цензурный орган. Но худсовет был предложен как орган взаимодействия между государственными структурами и ведущей театральной общественностью. Не хотите худсоветов, ну и Бог с вами. В данном случае я противник какой-либо цензуры в творчестве. Сам проработал в кино 31 год и прекрасно знаю, что это такое. Неужели меня можно считать поборником цензуры? Конечно, нет. Я выступаю за порядок, а не за цензуру. Пусть в творчестве расцветают все цветы, но должна быть и ответственность – финансовая, организационная, просто перед городом. На недавнем семинаре мы с театральными деятелями как раз обсуждали, что в худсовет должны входить художественные руководители. В какой-то степени речь идет о том, что должна быть создана рабочая группа, которая будет заниматься взаимодействием театров и органов исполнительной власти.

– Худсовет будет влиять на репертуарную политику?

– Разговора об этом не было. Кто-нибудь слышал от меня, что я или комитет по культуре хотим влиять на репертуарную политику? Нет.