Развод перед «Свадебкой»

Пермская премьера приурочена к ряду юбилеев или круглых дат. Во-первых, театр заканчивает 140-й сезон. Во-вторых, это год 130-летия со дня рождения Стравинского. «Свадебку» и «Петрушку» в одной программе объединила не только музыка композитора, но и русская тема, а также здоровые амбиции пермского театрального руководства. Великий импресарио Сергей Дягилев, в антрепризе которого впервые были поставлены эти балеты, родился в Перми. А что может быть более амбициозным для театра на родине Дягилева, чем свежие версии его балетных названий? Так родилась мысль приобрести новый балет Фонте, предложившего своего «Петрушку». Это большая редкость: ведь магия легендарного «Петрушки» Фокина (балета про старинную русскую ярмарку), поставленного в 1911 году, была так велика, что много лет никто из хореографов вообще не посягал на партитуру. Одно из немногих исключений – «Петрушка» Мориса Бежара, в котором некогда танцевал Владимир Васильев. Может быть, стоило получить этот балет, классику XX века, а не идти на риск, пусть и благородный? Ведь театр покупал кота в мешке: незадолго до приезда на Урал хореограф ставил свой опус в американском Орегоне, и, когда Пермь договаривалась с Фонте, театр подписал контакт, фактически не видя готовой продукции.

В принципе могло бы быть чудесно: вечер в черно-белых тонах. Мощный, проблемный и в итоге светлый Килиан, камерно-мрачный Фонте, свадебка как время надежд, Петрушка как знак победы над духовной тоталитарностью. Но спектакль американца, простецки «актуальный», однообразный по лексике (подражающей Форсайту) и совсем не музыкальный, не позволяет выстраивать концепций. Это был форменный развод перед «Свадебкой». Хореограф сделал просто: он приладил маски к лицам затянутых в черное героев. Их носят все: манипулятор-политик Фокусник, главный революционер Петрушка, его замороченный Друг, освобожденная Петрушкой от внутренних оков Девушка и кордебалет-зомби. Кто на сцене маску сорвет, тот свободен, а кто не хочет ее снять, тот погряз в личном рабстве. И так всю дорогу. Балет Фонте – тот печальный случай, когда пластические идеи кончаются раньше, чем музыка. Единственное достоинство этого «Петрушки» – отлично прозвучавший бурный оркестр под управлением Курентзиса. Зато «Свадебка» была прекрасна, как и музыка Стравинского, написавшего в начале прошлого века хоровую кантату на текст русских обрядных песен. Впервые этот балет поставила Бронислава Нижинская, а на сегодняшний день существует несколько танцевальных версий. Пермский театр выбрал вариант Иржи Килиана, сделанный выдающимся европейским хореографом для его труппы в Нидерландах в 1982 году. Как и версия Нижинской, он признан шедевром хореографии XX века – и одним из самых трудных для исполнения. Особая сложность для артистов, не учившихся техникам современного танца: им надо вникнуть в синкопирующую специфику партитуры и проявить чудеса непривычной координации. «Это наш первый спектакль не в классическом или неоклассическом стиле ballet, а в более демократическом направлении dance», – сказал худрук балета пермского театра Алексей Мирошниченко.

Уломать Килиана, чтобы он отдал «Свадебку» на Урал, оказалось непросто. Маэстро не позволяет ставить этот балет и в театрах, гораздо более близких к Голландии, чем Пермь, хотя бы потому, что далеко не все балетные компании могут выполнить требования хореографа, например, высокий уровень исполнительского профессионализма. Необходимо и «живое» исполнение партитуры, созданной для четырех роялей, перкуссии, солистов и хора. В Перми к услугам Стравинского и Килиана оказались оркестр и хор Курентзиса «Musica Eterna». Плюс свои и специально приглашенные певцы с пианистами: инструменты для последних установили в партере, вынеся шесть первых рядов кресел. На решение хореографа наверняка повлияла и мысль, что фольклорную основу партитуры стоит попробовать на «зуб» (то есть на ногу) именно российским танцовщикам. На сегодняшний день Пермь – единственный в мире город, где идет эта «Свадебка». И автору этих строк жаль остальные города: с момента постановки балет не утратил ни грана могучего очарования.

Сам Килиан ни на репетиции, ни на премьеру не приехал (он не любит летать на самолете), и в театре работали ассистенты – Эльке Шеперс и Филипп Тейлор. Они научили труппу специфике килиановского танца, в котором модернистское подчеркивание телесности уникально сочетается с пластическим визионерством. По словам репетиторов, пермяки хорошо освоили необходимые ингредиенты стиля – «высокий градус энергии и силы духа, музыкальность и владение плечевым корпусом и руками». В справедливости таких утверждений легко было убедиться на премьере. Труппа здесь не такая мощная, как в Большом театре, не так давно показавшем балет Килиана «Симфония псалмов», а получился Килиан в Перми лучше. Наверное, потому, что у пермских артистов было меньше, как теперь говорят, «понтов» и больше старания.