Posted 25 мая 2014,, 20:00

Published 25 мая 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 02:07

Updated 8 марта, 02:07

Режиссер Андрей Звягинцев

Режиссер Андрей Звягинцев

25 мая 2014, 20:00
Фильм Андрея Звягинцева «Левиафан» – трагическая история простого человека, который в момент потерял все, что у него было в жизни, которого смяла наглая власть, был показан последним в конкурсе Каннского фестиваля. Сразу же после показа стало ясно, что это один из главных претендентов на «Золотую пальмовую ветвь». Одна

– Андрей, что вас подвигло на создание подобной картины?

– Идея фильма родилась случайно. Мне рассказали историю, которая произошла в Америке, в Колорадо. Один парень там сел за руль бульдозера и снес несколько административных зданий – за то, что нарушили его право собственности. То есть трагедия, произошедшая с Николаем, героем нашего фильма, могла случиться, где угодно, не только в России. Потом, когда писали сценарий, поняли, что у нее есть протосюжет – про бедного Иова, который послужил для нас как бы отправной точкой.

– Фильм снят в остро критической тональности во взгляде на современную Россию…

– Столкновение человека с государством, с властью было всегда и везде, во всех странах. В этом смысле Россия не уникальна. Если ты не чувствуешь, что все преходяще, что твой главный долг говорить правду, не снимай кино. Либо не говори вообще, либо говори свободно, открыто, честно. На днях я встречался с министром культуры Владимиром Мединским. Это была наша первая встреча. Первое, что он мне сказал, что так много, как показано у меня в фильме, в России не пьют. Я бы сам очень не хотел, чтобы водка ассоциировалась с Россией, но как по-другому можно было спастись от пустоты, которая обрушилась на Николая? Второе, что сказал министр – картина талантливая, но мне она не нравится. Каждый работает на своей территории. У министра своя твердая позиция, которая вызывает уважение, он видит цель, и свои представления о том, как должно быть, он переносит на искусство – все должно быть хорошо, все должно быть духоподъемно. Но есть люди, художники, которые смотрят по-другому. Будем надеяться, что министр это понимает. Во всяком случае, когда я с ним разговаривал, я видел перед собой человека, который слышит. Мы выступаем на территории искусства – мы снимаем острый фильм. У нас не было цели вступать в конфронтацию с властью, с правительством. Ведь картина поддержана и Министерством культуры, и Фондом кино. Я избегаю давать советы, но имею твердое намерение жить в своей стране, делать свое кино.

– И все же – в картине много ненормативной лексики. В связи с принятием соответствующего закона, будут ли из нее вырезаны сцены с матом?

– Закон в силу вступает 1 июля, и мы имеем полное право выпустить фильм в том виде, в котором его сняли. Мы не злоупотребляли матом. Каждое слово было взвешено, уместно, это живая речь. Мне кажется, что решение об оскоплении языка, вообще всяческие запреты – это нехорошо, к этому надо подходить избирательно. Я считаю, что у нас это было необходимо с точки зрения художественной правды.

"