Posted 25 марта 2013,, 20:00
Published 25 марта 2013,, 20:00
Modified 8 марта, 05:18
Updated 8 марта, 05:18
Если не мудрствовать лукаво, то стул – всего лишь «домашняя утварь для одиночного сидения, сиденье с прислоном, со спинкою». В то же время для «одиночного сидения» прекрасно подойдет и, например, колода для рубки мяса или короткий обрубок бревна, то есть никакой тебе красивости и уж тем более – чертовщины. Ан нет! Ну какой, скажите на милость, Сальвадор Дали без своей сюрреалистической эстетики или Франсиско Гойя без зловещей мрачности?
В качестве отдельного «сюжета», а не предмета интерьера в живописи стул появился в XX столетии. Первопроходцами стали постимпрессионисты Поль Гоген, Поль Сезанн, Винсент Ван Гог и лидер фовистов Анри Матисс. А в 1958 году, то есть в разгар эпохи кинематографа звукового, классик авангардного кино, прижизненно титулованный «гением мультипликации» Норманн МакЛарен снял немой(!) черно-белый фильм «Жил-был стул». Капризный и притворно кроткий, самодостаточный и инфернальный «герой» МакЛарена становится единственным двигающимся экспонатом выставки (просмотр фильма – неотъемлемая часть экспозиции). Его статичные собратья, запечатленные в живописи, графике, арт-объектах, инсталляциях, на фотографиях и репродукциях, компенсируют вынужденную «обездвиженность» посылом смысловым и энергетическим.
...Небрежно свешиваются со стула – незатейливого и совсем не дизайнерского – растянутая кофта, простенькая юбка, немудреная дамская сумка. Под стулом – старенькие туфли. Так выглядит бесхитростная и очень точная инсталляция «Памятник музейной хранительнице» петербургской художницы Людмилы Пигиной. Разумеется, не обошлось и без арт-объекта «Электрический стул» – этого жутковатого изобретения человечества, причем выполненного в натуральную величину Андреем Смирновым. От безупречной тщательности веет холодом, на мгновенье даже может показаться, что находишься вовсе не на художественной выставке, а на каком-нибудь показе довольно-таки специфических «приспособлений».
Смешение бытовых функций, символических значений, скажем, богато отделанное кресло на специальном возвышении (трон) в переносном смысле обозначает монархическую власть, с концептами сугубо фантазийными, дорисованными причудливым воображением авторов работ, возводят стул на своеобразный пьедестал. И заставляют посмотреть на него вовсе не сверху вниз, как это происходит обычно. Ведь как можно относиться «свысока» к тому же электрическому стулу, ставящему волею изобретателя Гарольда Брауна и американской юриспруденции последнюю точку в человеческой жизни? Или к «Стулу для Моны Лизы» (коллаж Анатолия Васильева), на котором могла (а почему бы и нет?) восседать запечатленная Леонардо да Винчи знатная флорентийка Лиза Герардини? Вот уже несколько веков лишающая, по меткому выражению Франсуа-Анатоля Грюйе, «здравого рассудка всех, кто, вдоволь насмотревшись, начинает толковать о ней»…