Слияние двух Анн

Гостям фестиваля вручили по экземпляру нового издания толстовского романа «Анна Каренина» с лицом Друбич на обложке. И даже обещают выпустить в продажу фотоальбом с кадрами из фильма, чтобы великое произведение русской литературы можно было просмотреть за какие-нибудь пять, семь минут.

Киноверсия «Анны Карениной» длится два часа. Мэтр называет ее «поэтическим переводом» романа на язык кино. «Прозаическим переводом» он именует пятисерийный телевариант, который, как предполагается, будет показан Первым каналом. На пресс-конференции режиссер вспомнил, что переозвучивал свое творение на английский язык в США как раз в то время, когда там вышел новый книжный перевод романа – в полном виде и в двух дайджестах на 15 и 50 страниц. Не поручусь за то, что в мини-телесериал Соловьева уложатся все сцены объемистой толстовской книги, но его кинофильм точно похож на дайджест, иллюстрирующий отдельные страницы первоисточника.

Комментируя свой замысел, постановщик сказал, что не интерпретировал роман, а снимал его так, как написано. Но так, как написано, снять невозможно, поскольку 90% очарования книги не в диалогах (которые не столько выражают, сколько скрывают суть происходящего), а в толстовских объяснениях, которые можно перенести на экран лишь одним способом – заснять кинокамерой страницы книги.

В результате «Анна Каренина» свелась к одной супружеской измене, которая начинается греховной страстью и кончается расплатой за грех. Истории любви не получилось, поскольку Вронский, сыгранный Ярославом Бойко, слишком незначителен для того, чтобы стать героем-любовником. Каренин в выразительном исполнении Олега Янковского значительно более психологичен, но, поскольку служебная деятельность Алексея Александровича выведена за пределы кадра, на экране остался только страдающий рогоносец. Наиболее объемный образ создает Татьяна Друбич, но ей, как ни странно, мешают художник и операторы, создавшие по воле режиссера столь плотную визуальную среду, что персонажи иногда кажутся лишь пятнами на фоне дворянской роскоши XIX века.

Любая экранизация хороша тем, что обращает зрителя к книге. Перечитывание «Анны Карениной» в промежутках между конкурсными фильмами сильно испортило впечатление от фестиваля – плохо артикулированный язык начинающих режиссеров не шел ни в какое сравнение с изумительно артикулированным языком Толстого.

Впечатление усугублялось тем, что российские дебюты не подвергались никакому отбору – в программу включили практически все, что было выпущено за год, начиная с никчемного «Платона» 32-летнего Вартана Акопяна и кончая «патриотическим» кичем 70-летнего Эдуарда Тополя «На краю стою». В зрительском рейтинге первое место заняла «Заза» Андрея Силкина – посредственно снятая, но не очень противная мелодрама, героиня которой приезжает в столицу к сыну и прямо с мороза «западает» на его молодого соседа, живущего на пару этажей выше. Профессиональным зрителям больше приглянулась «Ночь бойца» обрусевшего югослава Душана Глигорова – пустой, но иногда физиологически смешной ужастик, стилизованный под компьютерную игру, с Евгением Цыгановым в дикой роли Ангела Смерти.

Лучшие ленты российских дебютантов – «Четыре возраста любви» Сергея Мокрицкого и «Россия 88» Павла Бардина оказались в международном конкурсе вместе с картинами их ровесников из других стран мира, и не проиграли при сравнении – как благодаря собственным достоинствам, так и потому, что соперники были не очень сильны. Первая из них (подробную рецензию см. в «НИ» от 11.11.2008) состоит из четырех тонких новелл, запечатлевших разные стадии и разные виды любовного чувства, а вторая, которой вручен приз Гильдии киноведов и кинокритиков, впервые в нашем кино подробно исследует феномен неонацизма. Чтобы разобраться с этим явлением, режиссер избирает жанр «мокьюментари» (псевдокументалистика) – поверхностному взгляду может показаться, будто картину снял ручной камерой один из членов банды скинхедов, закомплексованный парень, пытающийся выжечь свое еврейство при помощи нацизма, подобно тому, как это делал герой «Фанатика» Генри Бина. Мнимое тождество героя и автора – кинематографический прием, который позволяет втянуть в фильм и тех зрителей, которые до сих не определили свое отношение к неофашизму, и самих фашистов. Втянуть, чтобы в конце дать по мозгам так, что мало не покажется. Не стоит полностью раскрывать карты – скажем лишь, что развязка «России 88» отталкивается от «Ромео и Джульетты», а вместо финальных титров идет длинный список погибших в российских межнациональных разборках и погромах.

В момент, когда статья уходила в печать, главное жюри еще не вынесло свой вердикт, но в кулуарах с самого начала фестиваля ходил слух, будто картина Бардина попала в немилость к кремлевской администрации, так что любому решению судейской коллеги будет приписан политический оттенок. Интервью с Павлом Бардиным читайте в ближайших номерах «НИ».