Сильфида по-датски

На премьеру в Москву специально съехались послы Дании из всех стран Европы. И понятно, почему: «Сильфида» – такой же знак датской культуры, как сказки Андерсена или замок Эльсинор, увековеченный в шекспировском «Гамлете, принце Датском». Хореограф из Копенгагена Август Бурнонвиль даже не предполагал грядущего всемирного успеха, когда в 1836 году переносил в Датский Королевский балет по-своему отредактированную новинку, подсмотренную в Парижской опере. Сегодня именно датская версия ставится по всему миру.

Как и положено уважающему себя романтическому произведению, «Сильфида» построена на «двоемирии»: есть мир земной (шотландский дом, в котором живет главный герой балета Джеймс) и мир потусторонний (лес, где обитает влюбленная в Джеймса Сильфида, воздушная стихия в облике девы, ради которой Джеймс бросает невесту и убегает из дома). Впрочем, постановщик Кобборг уверяет, что сильфиды как таковой не существует, она померещилась герою как отзвук его внутренней рефлексии. Такая трактовка либретто переводит старинный балет в современное русло: в рамках романтической сказки возникают идеи одиночества в толпе, фатальности выбора и прочие экзистенциальные мотивы. Учитывая, что наших предков-романтиков мучили сходные с нашими душевные проблемы, такое «осовременивание» не кажется натужным. Наоборот, в нем проявляется суть старинного балета, который, кстати, заканчивается трагически: Джеймс хочет во что бы то ни стало присвоить мечту, сделать ее реальной, он пытается обнять неуловимую белоснежную грезу, прибегая к помощи колдуньи, но от этого позитивизма стихия воздуха гибнет. А зрители понимают, что риск, конечно, благородное дело, но (цитирую либретто) можно «утратить все в погоне за недостижимым».

Нюансы такого спектакля (а их множество) должны передавать исполнители: только от трактовки зависит, будет ли Джеймс простым крестьянином, верящим в привидения, или местным философом, начитавшимся Сократа и тяготящимся рутиной. Сильфида может предстать наивной жертвой обстоятельств, а может – эгоисткой, губящей человеческое счастье.

Несколько составов исполнителей, станцевавших премьерные спектакли, были на удивление разными. Сильфида Натальи Осиповой сделала ставку на силу характера, ее мощные прыжки и решительный облик начисто разбили слабую оборону героя. Дева в исполнении Екатерины Крысановой была похожей на щебечущую птичку, а Нелли Кобахидзе больше других балерин походила на романтическую грезу, приснившуюся поэту. Вячеслав Лопатин, блистательный Джеймс, виртуозный интерпретатор балетной техники «Сильфиды», сделал своего героя трогательно-простодушным, Ян Годовский – упрямым и жестким, а Руслан Скворцов – индифферентным: как-то не верится, что этот Джеймс вообще способен мечтать.

По традиции роль Мэдж играют и мужчины, и женщины. У Ирины Зибровой деревенская ведьма обрела облик стервозной красавицы с рыжими волосами. У Геннадия Янина – злопамятной старушонки, из тех, что наводят порчу на коров, отчего те перестают доиться. А потом Медж изобразил сам Йохан Кобборг. И эту пантомимную роль он сыграл, без преувеличения, гениально. От его точных пронзительных жестов балет мгновенно обрел новый смысл. Ведьма Кобборга, у которой под грязными лохмотьями виднелась белая воздушная юбка, явно сама бывшая сильфида. Наверно, в ее мире существует карма: погибшие стихии обречены возвращаться на землю в виде злобных старух, фурий мщения. А может, все проще. Сильфиды становятся ведьмами, если их не любят.