Posted 24 ноября 2008,, 21:00
Published 24 ноября 2008,, 21:00
Modified 8 марта, 07:47
Updated 8 марта, 07:47
Художественный руководитель МХТ Олег Табаков:
– Олег Павлович, по традиции в начале планерки мы просим гостя высказать мнение о «Новых Известиях»... Есть ли критические замечания?
– Я подписчик «Новых Известий» – стало быть, если выделяю деньги из своего бюджета для подписки на вашу газету, надеюсь ее получать. Но критики от меня вы не дождетесь. Вы достаточно самостоятельны в оценках. Это не значит, что я во всем с вами соглашаюсь, но у меня есть регулятор: либо подписываюсь, либо нет. А поскольку подписываюсь на вас уже несколько лет, стало быть – интригуете, заманиваете. Правда, вот спортивная часть хромает (улыбается). Я ведь болельщик «Спартака» и, конечно, хочу о нем читать больше. У меня это отношение к футболу началось с возвращения Старостина из лагерей. Михаил Михайлович Яншин привел его во МХАТ, и после услышанного, после знакомства с этим замечательным человеком, я и болею…
– Кризис за окном, а у вас и строительство громадное, и планов громадье. Как кризис ударит по театру?
– Никак не ударит. Это вообще никакого отношения к театру не имеет. В 98-м году – это зафиксировано у меня в записях – увеличился интерес к театру. Театр – это то, от чего люди не откажутся никогда. Это не путешествие на Гавайи, не ювелирка. Напрячься немножко – и уже можно купить билет… Должен вам сказать, что театр в России в принципе – особая форма удовлетворения духовных потребностей. Если же говорить о строительстве, то новое здание моего театра на улице Чаплыгина к Новому году будет доведено до окончания бетонных работ и будет подведено под крышу. Внутренняя начинка будет готова к концу девятого года. Так что, повторюсь, я надеюсь, что кризис театр не уничтожит. Если говорить о бюджете страны, то ассигнования на культуру в следующем году удвоены по сравнению с годом истекающим. Другое дело, какова будет покупательная способность у людей. Понимаете, и тот и другой театр, которыми я занимаюсь (МХТ и «Табакерка». – «НИ»), большой процент своего бюджета наполняют сами. Стопроцентная наполняемость зала у нас. И, могу сказать, зрители настроены посещать театр и дальше. Вот, например, обычно в сентябре зрительский интерес падает – по понятным причинам: лето закончилось, надо на работу, детей в школу собрать, а карман пуст в результате летних забав – так что не до театра. А в сентябре этого года МХТ давал не 96 процентов сборов, как обычно бывало, а 99 с хвостиком, да и те полпроцента, которые оставались не проданными, – это «загнутые», оставленные для кого-то билеты.
– В Москве цены на билеты в театр достаточно высоки. А на гастролях? Там же у зрителей не московская покупательная способность.
– Я договариваюсь с кем-то из своих друзей-бизнесменов, они проплачивают гастроли театру – это те деньги, которые мы обычно зарабатываем в Москве плюс 15–20 процентов накладных расходов. Дальше в зависимости от покупательных способностей региона устанавливаем цены на билеты. Когда мы приезжаем за Уральский хребет и выходим на сцену, зрители Норильска, Красноярска, стоя, долго аплодируют… Это знаете, что значит в переводе на слова? «Что же вы так долго не приезжали?..» Я хочу вас немножко отрезвить. В письмах Немировича часто повторяется одна и та же мысль: «В театр не ходят больные и бедные. В театр ходят здоровые и богатые». Понимаете, все эти наши восклицания о дороговизне билетов – кокетство. Можешь – платишь. Не можешь – не идешь в театр. За любовь, если любишь по-настоящему, – платишь.
– Что представляет собой сегодня театральная провинция?
– Там сложно. Лет двадцать назад было гораздо больше радостей: в Липецке Володя Пахомов, в Челябинске – Наум Орлов. Сейчас пытается что-то сделать Марчелли в Омске, Джангишерашвили в Волгограде, театр во Владивостоке, интересная жизнь в Магнитогорском театре. Я чего-то не знаю, наверное, но я мало, где не был.
– А русские театры ближнего зарубежья?
– Сами по себе они жить не могут. Я недавно ездил на юбилей Ереванского русского драматического театра имени Станиславского. Помогать им надо – тогда выживут.
– Вы были одним из немногих театральных людей, кто ратовал за театральную реформу, то есть за то, чтобы театр кормил себя сам…
– Нет-нет, вы неверно меня понимаете. Начнем с того, что выступать за то, чтоб театр кормил себя сам, – было бы опрометчиво. Наверное, я еще мог бы так сказать, отвечая только за себя. Во всем мире драматический театр зарабатывает не больше 25% своего бюджета. Но если окинуть взором 600 с лишним поддерживаемых государством театров Российской Федерации, то, полагаю, не более 14,5 % из них могут себя кормить, ну или пытаются это делать, то есть ведут себя более-менее сознательно. А остальные ведут себя как те самые бревна на реке. Знаете, в моем детстве по весне, когда вскрывалась Волга, с верховьев, с Камы, плыли такие бревна-кругляши – ни налево, ни направо, а прямиком в Каспийское море. Не то чтобы я упрекаю кого-то. Уже 18 лет, как стоит капитализм с нечеловеческим лицом, а мы все вздымаем руки с криками «Что нам делать?!» Это все не к лицу серьезным людям-профессионалам. Хотя у меня к «большим художникам» в принципе настороженное отношение. Я как-то смотрел передачу с Анатолием Васильевым, и его что-то спрашивали, спрашивали, он терпел, терпел, а потом и говорит: «Ну что вы меня спрашиваете, я же с Ним напрямую разговариваю!» Так вот я не из этих, не из тех, кто с Ним напрямую говорит. И к шарлатанам, даже очень талантливым, отношусь как к шарлатанам, а не как к непонятым творцам. Просто потому, что мне 73 года, и я много чего видел. А знание рождает печаль…
– Говорят, что гонорары артистов кино сейчас имеют тенденцию к понижению, прежде всего потому, что они были завышены.
– Я не по этой части, я всегда стабильно много получаю. Так что я не в курсе дела.
– И в театре у вас получают неплохо. Будете понижать, пользуясь кризисом?
– Ни в коем случае. Это неверно. Знаете, как Солженицын советовал нам, сопливым, в 62-м году: «Надо не зарабатывать больше, а тратить меньше!» До сих пор актуален совет. Применительно к моему театру я могу отметить, что мои требования по сокращению расходов выполняются. Вчера я смотрел очень интересный макет «Пиквикского клуба», так вот спектакль этот будет стоить на треть меньше, чем «Конек-горбунок», который обошелся театру в 24 миллиона рублей. Насчет завышенных гонораров, наверное, вы правы. У меня на этот счет вообще строгий и печальный взгляд. По моему мнению, совсем мало осталось артистов, умеющих играть, способных собирать зал. Театральное искусство, на мой взгляд, – это ведь не что, а как. И когда не умеют играть – грустно.
– А давно не умеют?
– В начале 90-х это началось, когда наше телевидение закупило огромное количество японской и американской мультипликации – не ручной, а компьютерной. И надо было все это озвучить на русском. Чтобы сделать это, наняли артистов – числом, знаете, поболе, ценою подешевле. Этот процесс до сих пор идет. Кто-то на телевидении спохватывается и приглашает артистов получше. Но в основном, и мы все это видим, на экране процентов на 80 просто произносят слова вслух. С другой же стороны, хочу вас успокоить, – всегда так было.
– Вы не боитесь, что телевизор перебьет поток людей, идущих в театр?
– Нет. Анекдот расскажу. Гиви сдавал экзамен по диалектическому материализму. Профессор его спрашивает: «Кто такой Гегель?» – «Нэ знаю». – «Кто такой Людвиг Фейербах?» – «Фэйэрбах?.. О, нэ знаю». – «А кто такая Роза Люксембург?» – «Слущай, что ты меня спрашиваешь?! У тебя своя компания, у меня своя компания!» Вот поэтому я и не боюсь никаких телешоу. У нас разные компании.
– Сына ограждаете от телевизора или он у вас что хочет, то и смотрит?
– Просто я иногда комментирую меру идиотизма, происходящего в ящике, и тогда он застенчиво отказывается от просмотра – вполне допускаю, что до той поры, пока я не уйду, а потом, возможно, продолжает это порочное занятие. Вместе с тем он раза три был на «Днях Турбиных», «Амадее» – так что он все-таки тяготеет к качественному искусству.
– Обмениваетесь впечатлениями после спектакля?
– Он суров. Я пару раз пытался задать вопрос: «Ну что, как тебе?», и отвечает он примерно так: «Неплохо». После этого второй вопрос задавать уже не хочется.
– Есть ли в Художественном театре законы, которые вы установили и не позволяете нарушать?
– Когда я оказался перед необходимостью взять театр, у меня не было возможностей просчитать варианты, продумать план действий. Это был с моей стороны чистой воды сентиментальный порыв, обусловленный тем, что мне в этом театре ремесло дали. С Олегом Николаевичем Ефремовым я прожил жизнь, и, несмотря на то, что наши отношения не были безоблачными, бывали полосы душевной близости. Я любил и люблю Олега, знаю о его слабостях и ошибках, но он был и остается моим главным учителем по части театральной этики. Поэтому я не мог не взять МХАТ после его смерти. При этом я понимал, что в театре наличествует грязь, пьянь, актрисы гасят окурки о батареи. А я за свою жизнь столько этой гадости видел, что примерно месяца за три все это было ликвидировано. Просто увольнял – и все. Меня же никто туда особо не звал. Я не собирался ничье дело продолжать, я не собирался наследовать. Я для Художественного театра стал кризисным управляющим. Я вообще – генерал из ведомства Сергея Кужугетовича Шойгу. Но в Художественном театре я кризисный управляющий, выполнивший взятые на себя обязательства. Никто из проработавших более 25 лет в театре не уволен. Независимо от того, выходят они на сцену в истекшем месяце или не выходят, я плачу им достойную, превышающую общестатистическую по Москве зарплату. Женщины получают шесть, а в последнее время – семь тысяч в месяц на каждого ребенка. Уходя в отпуск, актеры получают некий конверт, позволяющий им восстановить свое здоровье, потраченное в театре за сезон. Если беда случается – мои друзья дают деньги на операции, лекарства, просто на содержание. Я вовремя увеличиваю и награды, и денежные содержания.
– И что, друзья даже сейчас, в такие тяжкие времена не перестают поддерживать?..
– Нет! Не перестают.
– Повезло вам с друзьями…
– Ну, и театру повезло. Но никто бы не помогал, если б театр не был успешен.
– Вопрос, как «кризисному управляющему»: а кто вообще разглядел эту вашу хозяйскую жилку?
– Это никакая не жилка. Я это делаю «на раз». С 70-го года я директорствовал в театре «Современник», а до этого 14 лет был членом правления, отвечая за решение административных проблем в театре. Это Ефремов меня на этот порочный путь увлек. Но это все скучно, административные эти дела. Актер – он же хитрая скотина, он смотрит на мир сквозь призму собственного пупа. Мне в моей жизни не случилось ни продать, ни предать, ни руку протягивать. Они сами мне все давали. Я умный, но я хитрый, это же по глазам видно. Как это у Соломона? «Человек должен быть счастлив при том, что он делает». Вот я так и живу. У меня фарт, понимаете? В моей профессии фарт – отнюдь не последняя категория. После войны, мне рассказывали, в Европе банки становились на ноги и норовили в наблюдательный совет заманить хотя бы одного венгра, потому что он приносил фарт.
– И у вас венгр есть?
– Нет, я в каком-то смысле и сам венгр, потому что я на одну четверть мордвин. А венгры – к угро-финской группе принадлежат, как и мордвины. И потом я петляю тут, потому что я вообще-то не Табаков. Моего прадеда, бедного и голодного Ивана Утина усыновили богатые крестьяне Табаковы. И дедушка Кондратий Иваныч уже был Табаков, а тот, Ванька – тот был еще Утин. Мордвин.
– А вам не кажется, что вы все-таки распыляетесь? У вас столько параллельных дел…
– Я теряю, как актер. Но, если вы заметили, я успешен в руководстве обоими театрами. А если вы попробуете создать сборную команду драматических артистов в возрасте от 30 до 50 с лишним лет, то половина из них будут мои ученики. Я способный. И как только начну что-то делать плохо – оставлю это и извинюсь. А сейчас еще моя мечта идиота сбывается! Даст Бог, весной наберу первый набор театрального колледжа. Ремесленного театрального училища, проще говоря.
– Для кого?
– Для окончивших девятый класс особо одаренных в театральном отношении детей. Всю Россию объедем и привезем 120 человек, которые в Москве будут участвовать в конкурсе 5 человек на место.
– Зачем вам это?
– Для себя. Мне надо. Дело в том, что прервалась эстафета моих учеников. В спину Лене Майоровой, Сереже Газарову, Игорю Нефедову, Смолякову, Хомякову, дышали: Сережа Шкаликов, Германова, Зудина, Сережа Беляев. Им в спину дышали: Машков и Миронов. Им в спину дышали – Егоров, Безруков, Шульц, Угрюмов… А вот девять лет не учу сам – и только в этом году из Школы-студии отловил мальца – Хрипунов его фамилия, он тоже, кстати, из Саратова, – который мне очень-очень понравился. Дело в том, что надо учить для себя. А сейчас часто учат, к сожалению, те, кто играть не умеет. И это не только наша проблема, – во всем мире еще хуже.
– Сколько дети будут учиться в вашем колледже?
– Три года с лишним. Лучшие пойдут в Школу-студию, может быть, на второй курс и начнут дебютировать на сцене. Выигрыш этих двух-трех лет может оказаться решающим! Девица Яблочкина дебютировала на сцене пятнадцати лет. А девица Ермолова – шестнадцати. Это ни с чем не сравнимый выигрыш для сцены.
– А нелучшие куда пойдут?
– Буду их отсеивать. Отсеивать!.. Ребята, давайте без демагогии. Я когда набираю людей, я их сразу предупреждаю: театр – зона повышенного социального риска, так что знай, куда идешь. Талант – иди на сцену, нет таланта – иди другим путем.
Полную версию интервью читайте в ближайшем номере журнала «Театрал»
Олег ТАБАКОВ родился 17 августа 1935 года в Саратове. Окончил Школу-студию МXАТ (1957). Один из основателей и ведущих актеров театра «Современник» (1956–1983), в 1971–1976 годах – директор этого театра. В театре, в кино, на радио и телевидении сыграл около 200 ролей. В труппе Художественного театра – с 1983 года. Играет в спектаклях «Амадей», «Кабала святош», «Копенгаген», «Последняя жертва», «Тартюф». В 1976–1986 годах выпустил два курса в ГИТИСе, ставших основой Студии на улице Чаплыгина (ныне – московский театр п/р О. Табакова, в простонародье – «Табакерка»). В 1986–2000 годах Табаков был ректором Школы-студии МXАТ, где выпустил четыре актерских курса. В 1992 году основал Летнюю школу имени Станиславского в Бостоне (США). Начиная с 1968 года поставил более 40 спектаклей по произведениям Гоголя, Гончарова, Островского, Чеxова, Булгакова, Галича, Саймона и др. В июне 2000 года стал художественным руководителем МXАТ (ныне МХТ) имени Чеxова, с января 2004-го исполняет и обязанности директора театра. Народный артист СССР (1988). Обладатель множества наград и театральных премий.