Детство мое – СССР

Фраза о том, что «человечество, смеясь, расстается со своим прошлым», повторяется так часто, что не успеваешь вдуматься в ее смысл. Хотя столь же справедливо было бы обратное утверждение. Человечество только и делает, что оплакивает свое прошлое, тоскует по нему. Насмешка и ностальгия в отношении к прошлому смешиваются в какое-то единство, настолько нерасторжимое, что одно без другого и не существует. Ты смеешься над девочкой с бантиками со старой фотографии, но и плачешь тоже. Бодрые насмешки над приметами застойной эпохи были приметой перестройки. Постперестроечные времена вдруг затосковали по песням о главном. А чудные театральные скетчи, высмеивающие черты только что исчезнувшего быта (вспомним хотя бы блистательную пару в вязаных шапочках и с авоськой из спектакля «Гуд бай, Америка»), сменились любовной стилизацией примет 70-х в «Лесе» Кирилла Серебренникова.

Красные галстуки, руки, поднятые в пионерском салюте, гимн Советского Союза «Славься, Отечество, наше свободное»... Спектакль маленького частного Театра Art&Shock из Казахстана построен режиссером Галиной Пьяновой по довольно затрепанным лекалам. Некая съемочная группа с девушкой-режиссером из ГДР (ее играет немецкая актриса Патриция Хермес) просматривает кадры видеохроники из жизни трех советских школьниц.

На сцене ватман с нарисованной от руки картой одной шестой части суши и гордой надписью «Наша Родина – СССР». Три школьницы в коричневых формах с бантами на головах пихают друг друга на линейке, перешептываются, маршируют и истово распевает «Солнечный круг» и «Ты только прикажи, и я не струшу, Товарищ Время!». Девушка-режиссер иногда останавливает движение сюжета, иногда перематывает пленку назад. Иногда дает собственные комментарии: я помню, как объявили по телевизору, что разрушили Берлинскую стену. Но чаще дает действию идти своим чередом.

Вот девчонки сидят на горшках и рассказывают страшные истории. А вот уже примеряют первый лифчик. Вот идет прием в пионеры («Перед лицом своих товарищей, я, Иванова, торжественно клянусь! Аминь»). А вот и первая дискотека. Тут и истовые детские фантазии: «Вот сидит дедушка Ленин в Шушенском, совсем один, Крупская уехала, а тут входит наш отряд». А вот первый тюбик губной помады.

Общие приметы любого взросления точно «упакованы» в стилистику эпохи застоя. Гипсовая белая статуэтка вождя. Конфеты «Мишка на севере». Разноцветные шерстяные колготки. Набор анекдотов, баек и приколов. Губы зрителей шевелятся, кто-то подпевает вполголоса «Синий-синий иней», кто-то бормочет про себя «Арлекина». Рядом с этим коллективным единением сцены и зала меркнут все претензии по поводу перехлестов вкуса, по поводу драматургических просчетов и ритмических сбоев. Артисткам вполне естественно общаться со зрительным залом как с партнерами по игре в воспоминания. Можно дать подержать бюстик вождя, можно пригласить зрителя на белый танец.

Странное существо человек, больше всего он боится категоричности слова «никогда». Пообещают вам, что у вас «никогда не будет насморка» – вы же смутитесь и расстроитесь: как никогда-никогда? Никогда не будет вот таких девочек в красных галстуках, знающих наизусть Гимн Советского Союза. И те, у кого хотя бы на секунду не подкатит комок к горлу, могут оценить спектакль совершенно беспристрастно. Я – нет.