Валерий Балаян

– Можно ли говорить о появлении «новой волны» в российском документальном кино? Скажем, режиссеры, группирующиеся вокруг фестиваля «Артдокфест», созданного Виталием Манским?

– Да, и интересно еще то, что эта «новая волна» в большой степени связана с женскими именами. Я последнее время это наблюдаю: в конкурсных программах фестивалей 70% режиссеров – молодые женщины, они снимают яркие, далекие от телевизионных форматов фильмы. «Артдокфест» аккумулирует эти силы, за что я признателен Виталию, он делает большое дело, предоставляя площадку творческой молодежи, которая ищет, занимается интересными экспериментами в документальном кино.

– Как независимому документалисту найти деньги, когда он хочет сделать фильм? Обращаться за государственной поддержкой в Министерство культуры?

– Есть три источника финансирования. В Министерстве культуры существует Управление кинематографии (бывшее Госкино), а в нем – департамент документального кино. Государство ежегодно выделяет колоссальные деньги на поддержку документального кино. Например, пару лет назад было сделано 600 наименований! Причем это не телевизионные фильмы: то есть их сделали, после чего положили куда-то в шкаф. Раньше при Управлении кинематографии была комиссия из маститых режиссеров, которая рассматривала заявки и давала экспертные заключения, кому давать финансирование, кому не давать. Но сейчас у многих режиссеров-документалистов есть своя собственная студия. Поэтому конкуренция обострилась: если ты получишь финансирование, то можешь пропустить его через свою студию. Поэтому молодым, у кого студий нет, очень трудно. Я разговаривал со студентами, которым во ВГИКе преподавал, – единицы могут пробиться, получить финансирование на свой замысел. Львиную часть господдержки делят между собой режиссеры со студиями и с именами. Не секрет, что и откаты в этой сфере существуют, как и почти везде, где есть государственные подряды… В этом году ситуация изменилась, 7 месяцев не было никакой господдержки, ни один фильм не запускался за государственный счет. Только в августе стали собирать заявки на следующий год. То есть деньги этого года есть, но еще не распределены. Так сейчас обстоит дело с господдержкой, это первый источник финансирования. Второй источник – телеканалы, которым нужно чем-то заполнять эфир. Можно обратиться, например, на крупнейший из них – «Россия», который производит 300–400 наименований в год. Но это уже телевизионная документальная продукция, здесь начинающий режиссер ступает на скользкую и узкую стезю, где условия диктуют «телеформат» и идеология. И третий путь – система западных грантов, она более сложная, но для людей молодых, продвинутых, которые хорошо владеют языками и много ездят, это возможность попытать счастья, чтобы сделать авторское кино.

– Расскажите о вашем преподавании во ВГИКе.

– По первому образованию я сценарист. Трижды – на курсе у Сергея Мирошниченко, у Алексея Учителя и снова у Сергея Мирошниченко – я преподавал кинодраматургию. Мне это даже ближе, чем режиссура, я люблю литературу и люблю писать сценарии.

– А кто был вашим учителем?

– Замечательный сценарист Леонид Гуревич преподавал на Высших литературных курсах, я выпускник его мастерской. На студии выпустилось шесть человек, работаю в кино я один. Из того набора 84 года, когда нас было 25 сценаристов, 2–3 человека, не более, продолжают работать. Сколько всего мы прошли: распад Союза, дефолт, другие пертурбации... Выжить в зыбком пространстве документального кино нелегко... Я остался в профессии только потому, что в определенный момент стал сам ставить свои фильмы. А те, кто только писал, оказались, к сожалению, не востребованы.

– Вы сейчас работаете на каком-нибудь российском телеканале?

– Нет, я достаточно вольно себя веду. Примерно с 2004 года я почувствовал усиление цензуры. Последним телеканалом, где можно было работать более-менее свободно, была «Культура», эта площадка держалась дольше других. На отечественных телеканалах всегда существует давление, и рано или поздно наступает момент, когда ты должен выбирать: либо ты становишься винтом этой системы, либо уходишь. Я решил уйти.