Среди людей и собак африканского континента

После «Бесчестья» в среде критической тусовки Авиньона появился лозунг: «Ну, это полный Мундруцо!», которым комментировались все грязно-неприглядные явления жизни (вроде решений по делу Pussy Riot). Брутальный венгр сумел выделиться даже на общем фоне авиньонской программы, отнюдь не всегда щадящей нервы зрителей. Спектакль Мундруцо начинается с ударной сцены изнасилования, которая у Кутзее только подразумевается. Все события романа мы видим глазами Дэвида Лури, избитого чернокожими бандитами и только постфактум понимающего, что его дочери пришлось еще хуже, чем ему. У Мундруцо изнасилование дано крупным планом. Собственно, весь режиссерский посыл спектакля этой первой сценой вполне исчерпывается. Черная Африка расплачивается с белой женщиной за века унижения и рабства, за грязь, нищету, за собак, которых научили бросаться, только заслышав запах чернокожего... Дальше идут ненужные и довольно скучные подробности сюжета и тонны разнообразного философствования, ничего не добавляющие к главному – к ощущению ненависти, которым пропитан сам воздух Черного континента. Ненависть живет и в студентах колледжа в Кейптауне, где преподает Дэвид Лури, и в его коллегах (и тех и других играют те же актеры, что изображали насильников). Роман 50-летнего профессора и 20-летней местной студентки вызывает бешеный взрыв негодования, в котором явно больше ханжества, чем политкорректности.

Естественно, в постановке Мундруцо все физиологические перипетии сексуального опыта показаны с предельной откровенностью. Профессор овладевает студенткой прямо на глазах зрителей на фоне мультфильма «Ну, погоди!» под песню Аллы Пугачевой «Миллион, миллион алых роз»... Дэвида изгоняют из университета и из общества, лишают пенсии, шарахаются от него, как от зачумленного. Теперь он коротает дни в собачьем приюте, деля койку с его немолодой владелицей и вывозя трупы собак в соседний мусоросжигатель.

Ненависть окружает и брошеных собак, униженно скулящих в приюте африканки Бев. Большую часть собак играют актеры, бегающие на четвереньках, радостно гавкающие, визжащие, хлебающие из миски и катающиеся по земле, чтобы стряхнуть блох, но есть среди участников спектакля и живой терьер Миша, терпеливо сносящий всевозможные тисканья, укладывания на операционный стол и прочее. Ближе к середине спектакля Бев предлагает зрителям купить Мишу, взяв на себя заботу о нем. Постепенно снижая цену до четырех евро, она явно не рассчитывает на зрительский отклик.

И тут в Авиньоне происходит забавный инцидент: сердобольная коллега обозревателя «НИ» достает искомые четыре евро и выражает желание немедленно забрать собачку и позаботиться о ее судьбе. К такому повороту венгерская актриса была явно не готова, и чинный ход спектакля сбился. Последующее обличение буржуазного европейского общества, не способного брать ответственность на себя и заботиться о братьях меньших, звучало как-то неубедительно.

В финале постановки Мундруцо все получают по заслугам (у Кутзее вина и возмездие никак между собой не связаны – виноваты одни люди, страдают другие). Беременная от насильника Люси соглашается стать третьей женой-сожительницей своего работника Петруса в обмен на защиту и покровительство. Дэвид Лури забывает о своих гуманитарных притязаниях (о том, что он ищет отдохновения души в написании оперы из жизни Байрона, в спектакле и вовсе не упоминается). Забывает он и о мужских амбициях, только изредка вздыхая при воспоминании о послушном гибком теле студентки. Петрус получает еще одну жену, ферму плюс бесплатного помощника-профессора.

Прямолинейный, как лом, спектакль Мундруцо может вызвать отвращение, но в невнятности и недосказанности его не упрекнешь. В финале со сцены сняты деревянные помосты, убран весь нехитрый скарб Люси – обшарпанные диваны, колченогие столики (вся убогая мишура европейской культуры). На авансцене – груда чернозема, беременная Люси, ее отец Дэвид Лури, ее суррогатный муж Петрус сажают розы... Все пройдет, все поглотит земля – трупы сожженных собак, сперму насильников, слезы и пот, – и расцветут на ней цветы, даже не догадывающиеся, в какую грязь уходят их корни.