Плюнуть здесь

Художник Данте Габриэл Россетти на страницах одного труда по истории искусства умудрился всякий раз, когда упоминался Рубенс, ставить примечание «Плюнуть здесь!». Такова была ненависть к кумиру академиков. Не меньше досталось и Рафаэлю, чья поздняя картина «Преображение», служившая эталоном академической живописи, в кругу Россетти вызывала презрительные ухмылки. Оттого и появился среди студентов Королевской академии в конце 1840-х довольно странный термин «прерафаэлиты» (кстати, на выставке можно сыграть в захватывающую игру по отыскиванию букв PRB на картинах – так обозначалось тайное «братство прерафаэлитов»). В жесте недавних студиозусов было много «английского» – отрицая одну традицию (зрелый Ренессанс), они тут же ссылались и опирались на другую: на итальянские и фламандские «примитивы» XV века.

Если яростно кого-то критикуешь, готовься к столь же сильным выпадам в свой адрес. Прерафаэлитам досталось немало презрительных замечаний от современников. Но чем дальше, тем в большей мере хорошим тоном считалось почитать «братство» за реформаторство, за живой дух национальной культуры, за изысканность и эротизм женских образов (здесь еще примешивалась богемная свобода в отношении к семье и браку). Закончилось так и вовсе триумфом декоративности – шпалерами и мебелью, то есть денежно конвертируемым предприятием. Сегодня, как представляется, вновь настал момент переосмысления: не случайно кино- и телепродюсеры уцепились за биографии прерафаэлитов как за лакомый набор всего того, что нужно поп-культуре и «широкому зрителю».

Выставка в Пушкинском, как нетрудно догадаться, носит комплиментарный характер. Ее разделы с вычурными заголовками – «Спасение» (о религиозных образах), «Природа» (пейзажи), «Утопия» (любовь и «декоративка»), «Красота» (женские типы) – настраивают на возвышенный лад и объясняют, сколь глубоки и многогранны открытия прерафаэлитов. Такая почтительность и раскланивание (идущие, само собой, от английских коллег, сделавших проект) вполне бы подошли грандам академизма, а не их противникам, которым на момент возникновения сообщества было от 19 до 21 года.

Даже в экспозиции с первостатейными работами очевидны как новаторство прерафаэлитов, так и их слабые места, откровенные провалы. Они особенно сильны там, где мифология сопрягается с современностью, а литературный символ приобретает жанровое развитие. Безусловные шедевры – «Благовещение» Россетти и «Офелия» Джона Эверетта Миллеса. Оба балансируют на грани жанров: портретного (в моделях угадываются лица реальных людей), религиозного (святые мученицы), камерного натюрморта и пейзажа. Именно разомкнутость изысканной стилизации как одно из условий будущего модерна, болезненность, истеричность общего тона как предтеча «декаданса» захватывают и не отпускают здесь почти до нервного зрительского истощения. Зато рядом бесчисленные попытки «реалистичных» образов (портреты на пикнике, жанровые картины) терпят полное фиаско под фирменным люминесцентным глянцем. Совершенно понятно, почему «Христос в родительском доме» Миллеса вызвал такую бурю споров и раздоров. Кажется, совсем не оттого, что все англичане в 1850 году были дикие ретрограды и академисты. Искусственно и натянуто выглядит попытка ввести в сугубо бытовую сценку в мастерской плотника форсированную символику: маленький Христос показывает ранку на ладони, которая немедленно должна вызвать ассоциации с Распятием. Точно так же велеречивы и не к месту многозначительны «Гугенот с возлюбленной» того же Миллеса или «Труд» Форда Мэдокса Брауна.

Еще два момента прерафаэлитской живописи стоит увидеть и оценить исключительно «живьем» – такого не передает ни одна репродукция. Это вычурные, сложносоставные рамы: они напоминают средневековые ковчеги, где заключались мощи святых, или ренессансные алтари с их обилием позолоты. На рамах – многочисленные надписи и поэтические строки. По сути, живопись «братства» – это арт-объект, эдакая поп-артовская штуковина. И плюс к тому – невероятно глянцевые, приторные краски (такими в наших широтах любит бравировать художник Шилов), в лучах музейных ламп приобретшие совсем уж кичевый вид. Вот тут реально задумаешься: бунты против классики и академизма не всегда бывают со вкусом. Но, видимо, и такие нужны.