Posted 25 мая 2016,, 10:35

Published 25 мая 2016,, 10:35

Modified 8 марта, 02:54

Updated 8 марта, 02:54

На «Мелиховской весне» показали спектакль Театра имени Луначарского

25 мая 2016, 10:35
Семнадцатый фестиваль «Мелиховская весна» собрал в программе чеховские постановки России и зарубежья. Среди фаворитов – воронежский «Дядя Ваня» Михаила Бычкова, постановка «Чайки» Владимиром Байчером в «Мелиховской студии». Открытием фестиваля стал спектакль впервые приехавшего в Мелихово севастопольского Театра имени

В своем письме Станиславскому, написанном после посещения репетиций «Мертвых душ», Михаил Булгаков среди прочего дал красивую формулу высокого комедийного спектакля: «Я не боюсь относительно Гоголя, когда Вы на репетиции. Он придет через Вас. Он придет в первых картинах представления в смехе, а в последней уйдет, подернутый пеплом больших раздумий». Совмещение смеха (а кто как не Булгаков ценил смех зрительного зала, переходящий в «бру-га-га», от которого дрожат огоньки осветительных приборов) и «пепла больших раздумий» - действительно, высший театральный пилотаж. Комедия – не частый гость на русской сцене, а умная комедия, заставляющая думать о главном – и вовсе редкость несказанная.

Никита Гриншпун дебютировал «Шведской спичкой» по рассказам Чехова (спектакль уже девять лет собирает залы в Театре Наций). И как-то сразу стало понятно, что в профессию пришел сложившийся и ни на кого не похожий Режиссер. Наделенный редким чувством композиции, музыкальностью, умением самым сложным авторским мыслям находить яркую театральную форму, с чувством литературного стиля, даром легкого юмора и едкого сарказма.

Для постановки в севастопольском Театре имени Луначарского Никита Гриншпун выбрал шесть чеховских рассказов: «Средство от запоя», «Который из трех», «Налим», «Скорая помощь», «Хористка», «Недобрая ночь». Сплел их в тугой узел повествования о нескладной, нелепой, трогательной и ужасающей русской провинциальной жизни. Хештег «Тодасе» точно передает это смешение поступков низких и возвышенных, глупых и самоотверженных.

Носится по сцене толпа, во что бы то ни стало желающая опробовать на выуженном из воды мужичке все средства спасения: «в рогожу заверни»! «давай его щекотать!», «перьями, жженными перьями надо!» «Ловят» суженых-ряженых на рыболовные удилища разряженные барышни-невесты.

Рассказ «Налим» играют крепкие мужики в цирковых трико начала века а-ля Иван Поддубный. Они сплетаются в немыслимых акробатических фигурах, и зрители стонут от смеха, когда бритый и гладкий Налим-Александр Порываев сурово замечает одному из рыбаков: «слева ко мне заходите, послушай, что тебе люди советуют!» На авансцене за клавесином сидит чинная мадам, точно сошедшая с иллюстраций модных журналов начала века. Хористки (здесь их целый букет) сопровождают-комментируют действие рассказа чувствительными романсами. А в финале, когда растроганная хористка Паша-Нателла Абелева срывает с себя не только украшения, но и модное платье, и все отдает разоренной жене своего обожателя, - ее подруги повторяют широкий жест доброты. И вот нагруженная платьями, довольно пыхтящая просительница-вымогательница Ирина Демидкина с огромным узлом «добычи» торжествующе покидает сцену.

Чеховские рассказы остроумно сплетены режиссером и на редкость певуче оркестрованы. Диалоги звучат как речитативы. Монологи идут с музыкальным комментарием. Внешняя скупость оформления прекрасно контрастирует с богатой акустической средой спектакля. Звуковой чеховский мир провинциального города с его толпой, трактирными песнями, романсами в гостиных, уличными звуками телег, колясок, шаркающих ног передан с остроумной изобретательностью.

Заканчивается спектакль сценой-этюдом «Недобрая ночь», в котором барыня и ее дворня наблюдают за горящим вдалеке селом. Ленивое существование и жадное любопытство к чужим несчастьям, вялое сострадание и непременное желание подо все подвести высокую мораль, полное отсутствие инициативы помощи при самом горячем желании поприсуствовать. Собравшись поехать на пожарище, дворня с барыней усаживается в импровизированный тарантас, который мягко подхватывает огромная сеть – вот они, выловленные острым писательским взглядом Антоши Чехонте «антики» русской жизни.

И, просмеявшись почти два часа, ты резюмируешь увиденное пушкинским: «Боже, как грустна наша Россия»…

"