Наказание бельем

Давняя детективная комедия Робера Тома «Восемь влюбленных женщин», где действуют восемь героинь от 16 до 80 лет, а единственный мужчина – хозяин дома, муж, брат, отец, зять, – фигурирует только как труп, видимо, провоцируют любого постановщика определиться в своих отношениях с женским полом. Когда-то на советской сцене пьеса шла как произведение, разоблачающее порочные нравы буржуазок. Обратившийся к пьесе Тома, кинорежиссер Франсуа Озон пригласил в свой фильм звездных красавиц французского кино. Каждой из героинь был подарен свой цвет и фирменный наряд, свой символический цветок (от орхидеи до подсолнуха), свой песенно-танцевальный номер и свой «звездный код» в истории кино. В результате фильм «Восемь женщин» превратился, по определению критиков, в своего рода «киностихотворение в музыке и цвете». После фильма Озона становилось абсолютно ясно, что торжествующей женственности королев экрана «меньшая и худшая половина человечества» не слишком интересна и нужна.

Роман Виктюк – когда-то главный эстет и возмутитель спокойствия в нашем театре – собрал команду малоизвестных актрис. Роль бабушки отдал актеру-мужчине Олегу Исаеву. Надел на исполнительниц одинаковые черные шинели, черные шапки, белые валенки, создав на сцене некое подобие марширующей женской роты. Вместо прелестных песен, ставших главной изюминкой французского фильма, в московской постановке актрисы исполняют танцевальные номера уровня начальных классов занятий для стриптизерш.

Сценограф Владимир Боер выстроил на сцене два лестничных пролета, завершающихся фанерными коробками. Они невольно наводят на мысль не то о дачных сортирах, не то о фанерной таре в «Икеа» (видимо, как «наш ответ» изысканным интерьерам французов). По лестничным пролетам вверх и вниз то и дело двигаются разных форм женские ноги в разнообразных трусиках, найденных, должно быть, на блошиных рынках.

К утверждению автора текста о том, что все бабы – стервы, Роман Виктюк добавил тезис, что к тому же стервы, не умеющие выбирать нижнее белье. Откуда набраны эти трусы-шортики с люрексом? Из каких Тетюшей привезены эти как бы кружевные комбинации а ля мечты парикмахера? И какой враг придумал лифчики, стискивающие грудь наподобие капкана и превращающие ее в две фиги, остается только гадать. Когда-то иностранцы с придыханием покупали пронзительно-розовые трусы с начесом, произведенные Москвошвеем. Вся коллекция женского белья из постановки Виктюка вполне может стать экспонатом из раздела музея быта, посвященного тому, что носили в эпоху перестройки дамы сомнительной нравственности с рабочих окраин.

О том, что Виктюк сознательно выворачивает фильм Озона, становится понятно через пять минут от начала постановки. Через полчаса начинает мучить мысль: зачем он это делает? Да еще так последовательно! Ведь в результате как антитеза прекрасно сделанному фильму возникает плохо сляпанная постановка. Пародия имеет смысл, когда ее качество не уступает оригиналу. Анна Терехова с ее истерическими интонациями и неуклюжими «эротическими па» вокруг шеста – ну никак не тянет на «пародийную Фанни Ардан». Правда, актриса может возразить, что натяни на ослепительную француженку сомнительного качества нижнее белье с люрексом, она тоже подрастеряет и уверенность, и шарм.

Русские «Восемь женщин» в постановке Виктюка кажутся даже не пародией на французские оригиналы, а просто воспринимаются грубой карикатурой на весь женский пол. Конечно, героини пьесы Тома никак не тянут на ангелов, но так жестоко с ними обойтись может только постановщик с каменным сердцем. Отнять не только красоту, изящество, комедийный блеск, эротическую притягательность, но и умение одеваться и двигаться, – это чересчур.

После фильма Озона зрители мужского пола невольно завидуют счастливчику-герою: какие женщины вились вокруг него всю жизнь, а теперь еще и оплакивают его! После спектакля Романа Виктюка самый стойкий женолюб почувствует себя женоненавистником: как же ужасны эти дамы, когда их как следует разденешь!