Posted 24 февраля 2013,, 20:00

Published 24 февраля 2013,, 20:00

Modified 8 марта, 05:12

Updated 8 марта, 05:12

Архитектура Рая

Архитектура Рая

24 февраля 2013, 20:00
Первые две части «Божественной комедии» Данте были представлены этой осенью в Москве на фестивале «Сезон Станиславского». Премьеру третьей части – «Рай» – литовский режиссер только что показал в Вильнюсе. Впереди итальянские гастроли (Някрошюс стал недавно художественным руководителем театра «Олимпико» в Виченце), а в

Я не знаю, ждет ли грешников один общий Ад со всеми его кругами, но верю, что Рай для каждого сугубо индивидуален. Нас там ждут те, по ком тоскуем, те, кто снится, те, кто спасает, когда совсем невмоготу. В Раю Эймунтаса Някрошюса звучит старая литовская песня о сизой голубке, которую ищет беспокойное сердце…

«Man ilgu, man ilgu, vai ilgu.
Man ilgu, man ilgu, vai ilgu.
Nerimsta, nerimsta mano sirdele…»

Тонкие девичьи голоса сменяют друг друга, каждая спешит выплакать-выпеть свою тоску, свою мечту. У входа в Рай (аккурат в оркестровой яме) расположился не то местный музей, не то вечная камера хранения, куда входящие души сдают весь лишний скарб, принесенный с земли: бусы тщеславия и кокетства, венки и ленты. Войдя в азарт, души срывают с себя все, что мешает; все, что не понадобится в этом краю блаженных. Строгий привратник (он же Харон?) аккуратно сортирует сданное, пакует, раскладывает…

Небеса у Някрошюса везде проницаемы. Разгуливает Призрак короля в «Гамлете», летают на качелях-бревнах ведьмы «Макбета». Бог в «Фаусте» крутит мельничное колесо, а в каждом колоколе живет душа… Зеркала не отражают реальности, но в них плывут сны. Покойники разгуливают с топорами в спинах, смущая пир убийцы. Души деревьев в «Вишневом саде» кричат птичьими оголтелыми голосами под топором. Стук сердца Суламифи, спешащей к возлюбленному, сотрясает Землю. В «Божественной комедии» небожительница Беатриче шла за Данте ранящими кругами Ада и Чистилища, раздирая в кровь босые ноги и душу…

В «Рае» Данте приближается к порогу блаженных в том изнеможении духа и тела, когда сердце мечется между отчаянием и нежностью, надеждой и мукой, когда напряжение всех чувств кажется уже непереносимым… Каждому из нас это состояние знакомо, и, только пережив его, понимаешь, что никогда не был и не будешь так счастлив, как в этом сверхнапряжении всех сил, и что эта концентрация всех чувств и нервов, всей души и каждой клеточки и есть единственное блаженство, доступное человеку.

Данте (Роландас Казлас) бежит, раскинув руки, не замечая ничего вокруг. Напрасно Беатриче (Иева Тришкаускайте) пытается его остановить и задержать («Взгляни смелей! Да, да, я – Беатриче»). Как заметил Григорий Померанц в своих «Записках гадкого утенка»: «Святое в облике прекрасной женщины и прекрасная женщина – святыня (в ней все гармония, все диво, все выше мира и страстей). Это именно та вера, которая цвела на вершинах Высокого Возрождения». И она ощутима в сценической версии дантовской трилогии.

Описание любой постановки Эймунтаса Някрошюса – всегда попытка пересказать своими словами стихотворение, но с «Раем» – случай еще более трудный. Самый возвышенный предмет мировой поэзии переведен на язык сцены такой глубины и прозрачности, что любой словесный эквивалент практически невозможен. Разве что Данте смог бы перевести терцинами хотя бы сцену, где звуком льющейся воды и светом создается ощущение заполняющих сцену водных потоков, как будто Лета вышла из берегов и сейчас смоет не только землю, но и небо. Или сцену, где Данте держит меч, такой острый, что режут пальцы даже души Рая, а Беатриче держит ножны, из которых сыпется время-песок. Меч медленно-медленно входит в ножны… Щелчок. Слияние тел, слияние душ, слияние судеб. Острая, как смерть, любовь, и вечность, которая ее помещает в ножны… Короткий эпизод, о котором можно думать долго, но однозначно истолковать все равно не удается…

Рай – место, где пребывают. Рай – воздух, расширяющий и расправляющий легкие. Рай – то, что глубже слов («Затем что, близясь к чаемому страстно, Наш ум к такой нисходит глубине, что память вслед за ним идти не властна»). Някрошюс поместил в свой «Рай» приметы и предметы из других спектаклей: «Любви и смерти в Вероне», «Макбета», «Песни песней»… Дойдя до «Рая», Данте заново пересмотрел весь пройденный жизненный путь и начал главное дело своей жизни. Можно даже с уверенностью утверждать, что, не побывав в Раю, не создашь «Божественную комедию»…

Спектакль заканчивается сценой, когда Беатриче и Данте, взявшись за руки, ныряют в поток, несущий их в неизвестное…

"