Надо, надо умываться

Много лет в афише Большого театра числился один детский балет – «Чиполлино». Дефицит решили восполнить постановкой «Мойдодыра». Уклониться от этой чести было невозможно, поскольку Подгайц выиграл первую премию на всероссийском конкурсе музыкальных произведений для детей и юношества. По правилам конкурса победитель получал право на спектакль в главном театре страны. Поиски хореографа сильно затянулись – лет на пять. И, честно говоря, стоило поискать еще столько же, но найти кого-нибудь более оригинально мыслящего, чем петербуржец Юрий Смекалов, бывший артист балета Бориса Эйфмана, ныне – солист Мариинского театра.

До начала спектакля критики полагали, что рисунок танцев в «Мойдодыре» будет похож на постановки бывшего работодателя Смекалова. После просмотра коллеги, те самые, кто не жалует опусы Бориса Яковлевича, вздыхали: если б в «Мойдодыре» был хотя бы Эйфман! А не этот стандартный (и часто куцый) набор расхожих движений классики под названием «собери балет», благодаря которому спектакль похож на склад штампов из постановок разных лет и народов, причем в упрощенном виде. Да и драматургическая каша «Мойдодыра», сваренная из огромного количества персонажей, полна очевидных «комков», перечисление которых заняло бы страницу. Но есть своеобразная цельность: хореография по части качества мало отличается от музыки. О звуках и сказать-то трудно – слова не подберешь. Композитор нашпиговал партитуру общими местами, напоминающими о многом и ни о чем одновременно. Есть вроде и вальс, и джаз, и степ, и марш, даже лезгинка намечается, имеются напор и лирика, вообще все время что-то слышится родное, но в то же время ничего определенного не ухватишь, а в сумме – маловыразительность.

В том, что хорошего детского спектакля не получилось, Большой театр не виноват. Он сделал все, что мог. Усердно рекламировал будущий опус. Предоставил соавторам спектакля лучших танцовщиков труппы, которые периодически заставляли забывать об убогости танцев. Подготовил необычный буклет, в котором есть детские «раскраски» героев и вложенная игрушечная декорация-ширма, сущность балетного спектакля малышам объясняют Тотоша и Кокоша, а команда постановщиков более чем пространно, смакуя мельчайшие подробности, рассуждает о творческих методах. Смекалов, честно мечтавший устроить «праздник для детей, а родителей вернуть назад в детство», переделал историю Чуковского, создавая, как он выразился, «молодежный триллер».

В сочинении имен персонажей автор изобретательнее, чем в хореографии. В «Мойдодыре» действуют Солдачисты и Котобёнок (кот-ребенок), Дождекаплики и Улиционер, Генерамылиус и Крокодядя. Вставленный в действие Корней Чуковский стал волшебником, по мановению которого все и завертелось. Чародей имеет родственницу, пай-девочку Чистюлю, к которой неравнодушен главный герой Грязнуля – мальчик с повадками беспризорника и страстью к уличным танцам. В первой картине «Таврический сад» в умытом дождем Петрограде встречаются его жители начала 20-х годов: дама в шляпке, мамаша с коляской, девушка с веслом, тетка с авоськой, турист-иностранец, поэт-футурист с молодой поэтессой. И даже «пожилой художник Репин» (каким боком он сюда затесался, непонятно). Потом запляшут Зубная паста и Совок, Веник и Расческа, Грамматика с Арифметикой (книжки), Полотенце и Брюки, Волосы и Зубы, Чашки и Чулки. Разбитная Мочалка с сексапильными манерами будет бегать за мальчиком, отмахивающимся от нее папиной газетой. Черный Трубочист с подручными, похожий на мелкого фюрера, разбрызгивая пыль, поможет Грязнуле упорствовать в сохранении чумазости.

Кривляние немытых негодяев сделано интереснее пресных па чистоплюя-Волшебника, подозрительно похожего на Дроссельмейера из «Щелкунчика», хотя, глядя на обитателей печных труб, вспоминаешь свиту феи Карабос из «Спящей красавицы». Чистюля, по воле автора танцев имеющая темперамент коровы и приметы Маши из того же «Щелкунчика», отвернется от немытого кавалера и тем заставит его стать пай-мальчиком с чистыми ушами и в нарядном костюмчике. Напоследок возникнет стерильно-возвышенный, унылый дуэт, усложненный дважды повторенной поддержкой с подкруткой дамы в воздухе и моралью: если ты в нормальном прикиде, девушки тебя полюбят. В самом конце, в пандан к общему мюзик-хольному настрою спектакля (в нем много криков, пения, беготни артистов по залу и прочей развлекаловки), персонажи балета, отрабатывая поклоны и провоцируя аплодисменты, начнут приплясывать в коллективных синкопах.

И не стоит говорить «А детям нравится!». Детям много чего нравится, даже, как известно, ходить неумытыми. Но надо ли в этом потворствовать и, главное, прикрываясь детьми, оправдывать профессиональные огрехи постановки? И кстати, малышей может радовать общее зрелище, пестрое, как новогодняя елка, но они наверняка начнут скучать в моменты танцев. Во всяком случае, на первом спектакле и чада, и родители оживлялись в моменты сценографической игры, придуманной художником Андреем Севбо. И как не оживиться, если взбунтовавшиеся аксессуары, как и в стихотворении Чуковского, активно взаимодействуют, бегают и носятся в воздухе. Занавес похож на компьютер с мультиками. Музыкальный инструмент на ножках вылезает из оркестровой ямы. Героиня летает на воздушных шариках. А Мойдодыр из маминой спальни смахивает на бронированного робота...