Posted 23 декабря 2009,, 21:00

Published 23 декабря 2009,, 21:00

Modified 8 марта, 07:21

Updated 8 марта, 07:21

Размножение отражений

Размножение отражений

23 декабря 2009, 21:00
В Третьяковской галерее открылась выставка «Зеркала», которая обещает стать главным аттракционом на новогодних каникулах. «Тематическая» экспозиция, главным героем которой оказались самые разнообразные изображения зеркал, стала последним событием в череде вернисажей Третьяковки за последнюю неделю. Так новое руководств

Проект «Зеркала» – из той категории выставок, которые легко делать, приятно рекламировать и на которые обычно завлекают родителей с детьми. Вот только критики и вообще люди посерьезнее такие солянки не любят. Ведь у всех «тематических» экспозиций один зубодробительный сценарий: берем расхожий мотив (в данном случае – зеркало, а до того в Третьяковке были цветы) и достаем из закромов все вещи, где этот мотив фигурирует. При удачном стечении обстоятельств получится какой-нибудь увлекательный рассказ о путешествии зеркала (шляпы, стула или лошади) из одной картины в другую, из одной эпохи в следующую. В худшем случае это будет игра «найди десять отличий», бесконечный ряд самоповторов.

Что касается зеркала, его изображение в живописи насчитывает более чем тысячелетнюю историю. Оно и понятно – с древности сами картины воспринимались как зеркальные отражения. В эпоху Возрождения у великих мастеров зеркала символизировали глаз художника, затем игры с зеркальными поверхностями стали неотъемлемой чертой европейского барокко. Наконец, без зеркала не существовало бы целого жанра – автопортрета: нам кажется, что художник (взять хотя бы любой из автопортретов Рембрандта) глядит на нас, а на самом деле он всматривается в зеркало.

В залах на Крымском Валу в древность не углубляются. Камертоном всей выставки служит знаменитый автопортрет Зинаиды Серебряковой «За туалетом» начала ХХ века: там, где художница в белом пеньюаре расчесывает роскошные волосы. В данном случае сама картина – зеркало, где отражается и модель, и обстановка комнаты. Дальше мы встречаем зеркала в парадных портретах XVIII века (там они позволяют показать разные ракурсы великих особ) и в интерьерной живописи XIX (их надо отыскивать среди портретов родни и в оконных простенках). В начале ХХ века живописные игры с зеркалом становятся и более изобретательными, и более предсказуемыми. В зеркалах «размножаются» натюрморты и детали обстановки (у Кончаловского, Кузнецова). Зеркала позволяют увидеть эфемерность реальности – Пушкин на балу, по версии Николая Ульянова, отворачивается от зеркал, в которых преломляется высший свет. Возникают два чрезвычайно распространенных мотива с участием зеркал: отражение дамы (одетой или обнаженной) и сцены в парикмахерской (особенно любопытна «Проститутка в парикмахерской» кисти Ларионова).

Если искать настоящего героя выставки, то им окажется, скорее всего, Николай Ульянов (ученик и друг Серова). Он был буквально заворожен магией зеркал. В одном из рисунков 1920 года он изобразил, как некий аристократ душит юную особу: лишь вглядевшись в зеркало, мы поймем, что убийца – вампир, ведь отражается там только девушка. Необычным раскрытием «зеркальной темы» становится картина Богданова-Бельского «Дети за пианино», созданная сразу после революции. В ней зеркало в массивной раме – такой же пережиток аристократического быта, как сваленный в коробках фамильный фарфор и пианино, по которому стучат крестьянские отпрыски.

При отдельных занятных вещицах вся зеркальная затея Третьяковки смотрится не слишком обязательной. Эдаким провинциальным капустником. Все скользит по поверхностям – нет ни глубины, ни попытки анализа или какого-то парадоксального взгляда на тему. Одна картина с легкостью может быть заменена на другую – сумма все равно та же. Зеркала, как говорится, и в классике и в авангарде – зеркала. Кроме того, выставке недостает изобретательного дизайна (расставленные букеты рядом с зеркальными поверхностями создают мельтешение, и совершенно необязательным смотрится реальное зеркало из дома Третьяковых).

Вообще необязательность и поспешность стали визитной карточкой последних вернисажей в Третьяковской галерее. Сначала всех обескуражил богатый проект, посвященный Дягилеву («Видение танца»). Богатый по предметам (один только занавес Пикассо дорогого стоит), но не по идеям и подаче. В залах на Крымском Валу он был превращен в дикую кашу – понять про дягилевские балеты там решительно невозможно. Затем открылась новая экспозиция «современного искусства» ХХ века. На поверку она оказалась вычищенным и купированным (убрали все работы, связанные с именем и идеями прежнего создателя Ерофеева) ликбезом в лучших традициях советского музея. Были в этой череде и исключения, но здесь заслуга в основном кураторов. В итоге тенденция не слишком радостная: когда выставка превращается в личное дело приглашенных галеристов, ее качество резко улучшается, когда же она идет из закромов Третьяковки, получаются сплошные отражения и размножения банальностей.

"