Как слышите?

Загадки и ребусы, которые предлагает своему – исключительно своему – зрителю режиссер начинаются уже с программки. В ней вы не увидите привычного перечисления действующих лиц и исполнителей – перед вами некий план, карта боевых действий со стрелочками и обозначениями населенных пунктов, которые актеры берут с боем. «Версаль», «Трое в пальто», «Прогулка», «Полонез» – так называются четыре одноактные пьесы, которые и составляют спектакль.

Связь между сюжетами осуществляет гид (Анна Гарнова), которая дает зрителю краткие аннотации перед каждой новеллой. Увлеченный театром как интеллектуальной игрой, Юрский старается найти главный театральный жанр для каждой эпохи. Последние лет двадцать, по классификации Юрского, – это время абсурда. Время, когда слова и чувства теряют свой первозданный смысл, когда человеческая речь перестает быть средством коммуникации, а превращается в хлам, в отходы человеческого бытия. Мир, упакованный в целлулоид ослепительного глянца, диктует и свою систему взаимоотношений – от пустоты к пустоте. И в этой стерильности гибнет все живое – нет ни подлинных чувств, ни очищающих страданий, ни философских открытий.

Из четырех одноактовок своим ярким театральным ходом выделяется пьеса «Трое в пальто», придуманная автором задом наперед. Эпизод начинается в своем финале и раскручивается к началу, актеры движутся назад, за ответом следует вопрос, за опрокинутой рюмкой – произнесенный тост, за входящим в дверь – звук дверного звонка. Похожий эксперимент проделал с чеховским «Ивановым» Юрий Бутусов в МХТ. Но там актеры, сумевшие разобраться с внешним сюжетом, так и не сумели пустить назад пленку внутреннего действия, поэтому эффект получился комическим и каким-то вымороченным, пустым. Вацетис с Юрским свой перевертыш довели до совершенства, «перевернули» до самого дна – увидеть высохшие на лице актрисы слезы перед тем, как она заплачет, можно было только в собственном воображении. Оказалось, и это можно сыграть! Жизнь наоборот – как трагикомическое отражение нашей сегодняшней, доведенной до автоматизма жизни, в которой человек ничего не решает, поскольку момент принятия решения пройден им задолго до момента выбора. Инстинкт заменяет волю. Привычка – разум. Вопросов никто никому не задает. И так все понятно. И от этого – жутко.

Сам Юрский выходит на сцену в заключительном эпизоде, который и дал название спектаклю – «Полонез». Отчаявшийся изменить мир старик еврей Исидор, дабы отгородить себя от пошлости бытия, добровольно привязал себя к креслу и заткнул рот кляпом. Общаться он соглашается лишь со своим Ангелом- хранителем (замечательная работа Алексея Гришина). Ангел регулярно спускается к старику с небес на землю, но в итоге – то ли от частного летания туда-сюда, то ли от невезения, то ли от вселенского разгильдяйства – зависает между небом и землей на проржавевшей от времени лебедке. Друзья и близкие Исидора, собравшиеся в его доме на традиционный бал – «Полонез», никакого Ангела, естественно, не видят, и к Исидору относятся, как к старому капризному идиоту. Персонажи, больше похожие на монстров с картин Босха, убеждены в том, что они-то и есть настоящие живые люди XXI века. И лишь слабеющий взгляд Исидора представляет их нам такими, какими они являются на самом деле. Бал уродов не самое приятное место для жизни. Добровольно ушедший в иной мир Исидор, однако, понимает, что и сам Всевышний не может обеспечить ему общество разумных собеседников. Мир сошел с ума и на том свете тоже.

Юрский играет со зрителем не в кубики, не в шашки и даже не в шахматы. Он словно проверяет наш слух – как хитрый отоларинголог, что почти беззвучно шепчет над нашим ухом ничего не значащие цифры. И просит повторить – правильно ли услышали? Не врете?

Услышавших правильно будет немного. Но именно этому тщательно отобранному меньшинству Юрский и скажет правду. Главное – настроить ухо.