На краю земли и ночи

Автобиографическое «Долгое путешествие в ночь» – одна из самых мучительных и прекрасных пьес в наследии Юджина О’Нила. Если поверить Льву Толстому, несчастные семьи всегда несчастны по-своему, не похоже на других. Долгие мучения семьи Тайронов сконцентрированы автором в один бесконечный день. Все начинается утром, когда надежда в каждом борется с отчаянием. И еще можно верить, что мать вылечилась от пристрастия к морфию. Что старший сын Джейми, наконец, возьмет себя в руки и перестанет пропадать в кабаках. А отец избавится от мучительного страха голодной старости и сумеет обуздать свою болезненную скупость. Вместе с темнотой в дом приходит беспощадное сознание краха. Ловушка захлопнулась. И напрасно пытаться выяснить, кто виноват. Скупость отца, пригласившего к матери невежественного доктора, подсадившего ее на морфий? Голодное детство ирландского мальчишки, всю жизнь боящегося закончить жизнь в богадельне? Зависть старшего брата к таланту младшего – любимца родителей? Чувство вины матери, отказавшейся от музыки и монастыря ради любви к актеру?

Юджин О’Нил пытался разобраться в криптограмме собственной судьбы, отчуждаясь от воспоминаний юности и детства. Лев Додин и его актеры начали свое путешествие в пьесу с поездки в американский город Нью-Лондон, со знакомства с домом семьи О’Нила, с бытом маленького китобойного городка на краю земли, где ночами кричит сирена, а деревянные пирсы уходят в океан.

Художник Александр Боровский поставил на сцене деревянные скрипучие мостки, заканчивающиеся небольшой беседкой. И на этом пятачке четверо главных додинских актеров – Татьяна Шестакова (Мать), Игорь Иванов (Отец), Петр Семак (Джеймс Тайрон) и Сергей Курышев (Эдмунд Тайрон) – проживают самый длинный день судьбы и пытаются ответить на самые простые и самые мучительные вопросы человеческой жизни. За что боль? За что горе? Почему любовь не помогает спасти и спастись? И как в шуме нашей жизни уловить присутствие Бога?

Герои Юджина О’Нила – люди, у которых порок, болезнь и талант развили обостренную чувствительность. Любое слово ранит – как тут умеют ударить друг друга! Простое прикосновение становится нежнейшей лаской – как тут умеют обласкать, обнять, обцеловать друг друга – редкие взрослые сохраняют такую нежность и близость отношений. Любой упрек, любая сентенция как будто сама собою обретает поэтическую форму. И можно понять Эдмунда, то и дело заносящего в блокнот то или иное замечание отца, матери или брата. Тайроны в спектакле МДТ – действительно, люди, которых природа создает не по общему шаблону и крайне редко. Часто кажется, что именно таких людей жизнь должна особенно беречь, но именно они чаще всего и оказываются крайними.

Лев Додин придвигает к нам актеров вплотную. Каждый взгляд, каждый жест дан крупным планом. Бегающие пальцы Мэри Тайрон, все натягивающей рукава свитера на исколотые руки. Мягкий просящий жест, которым Эдмунд умоляет родных остановиться и не язвить так страшно друг друга. Сужающиеся зрачки Джейми, когда он кидает отцу: «Ирландский скупердяй!» Видно, как приливает к щекам кровь и постепенно краснеют от виски глаза.

Три стакана, бутылка виски, бронзовая лампа над головой – вот и весь реквизит. Актеры отстаивают спектакль как вахту – на ногах. И только к концу усталый отец с сыновьями прикорнут на полу беседки: страшно войти в дом, пока одурманенная наркотиками мать не успокоится и не уйдет к себе.

Самый долгий день судьбы проживается во всех изгибах и поворотах. Дрожит изогнутая проволочка чувств. Главная тема пьесы – тема человека на рандеву с судьбой – передается здесь от актера к актеру со свободой джазовой импровизации. Каждый вносит в нее личные обертоны. Мягкая покорность матери: «Что-то ужасно важное я потеряла, но не могло же оно потеряться совсем». Ожесточившееся горе отца, когда-то по неразумию обменявшего на краткий антрепризный успех будущность большого актера («Что я хотел купить на эти деньги? Не помню!»). Лавина горечи в монологе старшего брата Джейми. Выплеснув из себя самые мерзкие желчные мысли, он страшно падает навзничь затылком об пол (интересно, кто кроме Петра Семака может повторить этот рискованный трюк?). Наконец, отчаянное веселье «бездны на краю», переполняющего тяжелобольного младшего – Эдмунда, в котором О’Нил вывел себя. Мечтательная интонация монологов, нежная сострадательность к родным, нота восторженного предчувствия большой судьбы – Сергей Курышев играет своего героя с той свободой, когда между актером и ролью иголочки не просунешь. Все обещает гибель, все безнадежно, но именно на этом краю рождается человеческая свобода от обстоятельств и самого себя.