Подзабыли Пушкина

Традиция клубных вечеров в «Школе современной пьесы» появилась пять лет назад благодаря худруку Иосифу Райхельгаузу. Узнав о том, что многие актеры и режиссеры в свободное от основной профессии время пописывают стихи, повести и даже романы, он предложил звездам озвучить свои произведения со сцены. Вслед за литературными концертами возникла традиция авторских вечеров, вечеров «Театральной байки», концертов «Все поют» и клубных дней «СтихиЯ».

«Стих-и-Я» – ежегодный вечер поэзии, созданный скорее для демонстрации актерского и режиссерского «Я», чем ради самих стихов. На этот раз, в годовщину пушкинского лицея, Райхельгаузу удалось собрать под одной крышей более двадцати выдающихся театральных «Я». Прочесть свои любимые стихи пришли актеры Владимир Качан, Альберт Филозов, Саид Багов, Анна Каменкова, телеведущие Александр Гордон, Андрей Максимов, Владислав Флярковский и – абсолютная фантастика – мэтры театральной режиссуры: Генриетта Яновская, Юрий Любимов, Петр Фоменко.

«Сегодня будет много главных режиссеров. Они все странные. Я тоже главный режиссер», – с самого начала предупредил Иосиф Райхельгауз. Лучший эпиграф к концерту трудно подобрать. Режиссеры как будто участвовали в конкурсе на самое необычное выступление. Первым номинантом мог бы стать Михаил Левитин, худрук театра «Эрмитаж». Он вышел на сцену заранее чем-то рассерженный, предупредил, что ничего, кроме Маяковского, читать не может, потому что 29 октября в его театре премьера «О сущности любви». «Ну, это совершенно невыносимо! Весь как есть искусан злобой», – начал было читать Левитин, но сам себя оборвал, стремительно двинулся к кулисам, отчитал коллег за сценой за шум, вернулся, прочел все сначала и, очень убедительно пролаяв в конце: «Гав! Гав! Гав!», поспешно извинился и ушел со сцены, явно не в духе.

Режиссер одного из самых необычных московских театров – «Школы драматического искусства» – Дмитрий Крымов заранее предупредил, что он никогда стихов со сцены не читал и вообще ничего не читал, после чего выдал несколько строк Хармса и скромно раскланялся.

Самой подготовленной в параде «великих» оказалась режиссер ТЮЗа Генриетта Яновская – она, не вынимая рук из карманов, прочла любимые отрывки из стихотворения Бродского «Разговор с небожителем» и «Лиличку» Маяковского, которую запомнила еще в детстве и с тех пор, как призналась, не перечитывала. В отличие от других режиссеров Яновская обошлась без бумажек и подсказок зала.

Ближе к концу вечера выступили самые ожидаемые гости – Юрий Любимов и Петр Фоменко. Оба мэтра прочли отрывки из романа «Евгений Онегин». Любимов выбрал для выступления строки из первой главы с описаниями балета: «Театр уж полон; ложи блещут…», Фоменко – из последней, отрывок об Одессе: «Я жил тогда в Одессе пыльной...» (глава «Из Путешествия Онегина»). Несмотря на некоторые огрехи чтения и подглядывание в бумажки, зал слушал «великих» как завороженный и бурно реагировал на шутки. «Я достиг уже высокой стадии – стадии склероза. Это еще не высшая стадия, но предмаразм», – самокритично заметил Фоменко. Он хотел было рассказать залу о детях Пушкина, достал какие-то бумаги, вырезки, но почему-то вдруг передумал, сказал, что «эта лекция неинтересна», и завершил выступление пушкинским «Добрым советом»: «Когда же юность легким дымом / Умчит веселья юных дней, / Тогда у старости отымем / Все, что отымется у ней». Эти слова Фоменко адресовал своим современникам, призвав их учиться у 18-летнего Пушкина воспринимать смерть «с весельем».

Далеко не у всех зрителей концерт вызвал положительные эмоции. Многих выступающих слушать было мучительно тяжело. Даже очень уважаемые и именитые люди явились неподготовленными, читали скверно, забывали текст, путали всем известные строки Пушкина и Пастернака, тянули, мямлили, пересказывали классику своими словами, так что возникал вопрос: «Все ли позволено мэтру? Имеет ли право так издеваться над поэзией и зрителем?» Концерт понравился тем, кто пришел ради громких имен, любители же чистой поэзии покидали театр с искренним негодованием, восклицая: «Не помнить Пушкина наизусть! Годами не перечитывать Пастернака! Какой позор!»