Кукольное безумие

Собственно, эти своего рода «реди-мейды» (утилитарные вещи, превращенные в музейные) и задали принцип отбора. Во-первых, отбор велся в искусстве послевоенном и современном. Во-вторых, к участию допускались те произведения, где «игрушечная составляющая» сразу бросалась в глаза. Главным персонажем многих работ выступает кукла (пупсан, зайчик-мишка-барби). Что касается другой проблемы – как подать игрушечное хозяйство, не превратившись в детский мир, – тут не все просто.

Вслед за советскими игрушками идут ожидаемые залы с нон-конформистами и концептуалистами. Всем известно, что художники, не уживавшиеся с советской системой, нередко кормились на поприще детского оформительства (ярчайший пример – Илья Кабаков). Не случайно, детские книжки и журналы (типа «Мурзилки») выходили модернистскими, а в работы подпольных мастеров проникали игрушечные мотивы. Ростислав Лебедев создает коллажи с пупсанами и детскими кубиками, которые обыгрывают традиции Малевича и прочего авангарда. Борис Орлов устраивает «Парад астральных тел» – подвешивает к потолку кукол-ангелов, летящих на манер эскадрильи на военном параде. Тут, как говорится, все ясно – художники говорят эзоповым языком игрушек о взрослых вещах.

Дальше начинается новая история. Прологом для нее служат игровые автоматы советских времен, которые расставлены в затемненном видеозале. Полагаю, многие помнят «морской бой» или «снайпера» тех времен, когда компьютерных приставок в помине не было. Обычно такие стояли в фойе кинотеатров. Поиграть в них сейчас, увы, нет возможности – из обращения вышли монеты и жетоны. Но необходимый градус ностальгии эти агрегаты создают.

Ностальгия кураторам понадобилась, чтобы переключиться от серьезности подпольного искусства к безумию конца ХХ века. Тут уже игрушка-кукла превращается в объект рыночной манипуляции. Появляются совершенно лишние и дикие матрешки, Барби укладывается в гроб, машинки превращаются в часть «окололитературной» инсталляции («Станционный смотритель»), возникают собрания диких и вычурных игротек (вроде самопальных пулеметов, найденных в деревнях Владимиром Архиповым).

Взбесившиеся игрушки Третьяковке так и не удалось урезонить – выставка заканчивается персональным залом Ростана Тавасива. Этот художник известен тем, что давно внедряет в галереи плюшевых зайцев кислотного окраса. В музей он внедрил таких же жирафов – эдакие галлюцинации рядом с классическими картинами. Стараниями Тавасиева вся высокоумная затея с игрушками превратилась в детский утренник. Впрочем, таков итог игр на нашей арт-сцене: от концептуальных ребусов к игрушечному шоу на потребу гламурной публики. После вполне логично размещаются объекты реального детского творчества – они окружают зрителей при выходе из экспозиции. Впадение в детство – вещь опасная, слишком далеко затягивает.