«Охранники картинных галерей»

Первый (привезенный из Голландии!) кот поселился в Зимнем дворце с легкой руки Петра I. Императрица Елизавета Петровна пошла дальше, издав специальный «Указ о высылке ко двору котов», в котором повелевала: «Сыскав в Казани тридцать котов, удобных к ловлению мышей, прислать в Санкт-Петербург ко двору Ее Императорского Величества с таким человеком, который бы мог за ними ходить и кормить, и отправить их, дав под них подводы». Казань славилась в те годы особой породой котов-мышеловов крупных по размеру и с «бойцовским» характером. Несколько позже, волею самой Екатерины Великой эрмитажные коты получили «официальный» статус «охранников картинных галерей». Сегодня, как поведала корреспонденту «НИ» куратор праздника Мария Халтунен, в подвалах Эрмитажа обитают пятьдесят кошек и котов: стерилизованных, любимых сотрудниками и горожанами, носящих самые что ни на есть «человеческие» имена: Катя, Ксюша, Лера, Тимур, впрочем, есть в большой семье и Васька, и Полосатик, и даже Наглые Рыжие Ушки. Животные разделены на «прайды», обитают каждый в «своем» подвале (в которых, к слову, проведен водопровод, а в ближайшем времени появится гидроизоляция) и находятся под наблюдением ветеринаров.

В рамках мероприятия посетители имели возможность спуститься в подвалы Зимнего дворца, где помимо живых постояльцев могли познакомиться с работами-участницами детского конкурса, в залах музея – помочь эрмитажному коту найти в произведениях искусства его предка – льва (интерактивная игра «Охота на львов, или Путешествие с эрмитажным котом»), а поднявшись на чердак, полюбоваться произведениями современных петербургских художников.

Самый уникальный «кошачий» экспонат в собрании Эрмитажа – мумия египетской кошки. В Древнем Египте кошка считалась священным животным: после ее смерти хозяева в знак траура выбривали себе брови и отвозили умершую питомицу в храм города Бубастис, где ее тело бальзамировали и помещали в саркофаг. Убийство кошки каралось смертной казнью.

Статуэтки, фигурки, предметы обихода и живописные полотна – кошачьи щедро оставили свои «следы» в разных эпохах и стилях. Чего стоит, например, завернутая в одеяло зверюшка, которую пожилая женщина кормит… с ложки (Давид Рейкарт III «Крестьянка с кошкой». Фландрия, 1640-е) или знакомый всем с детства лубок «Похороны кота крысами и мышами» (Россия, 1879). Привнести в кошачью тему свои «соль с перцем» стараются и наши современники. Так, Валерий Мишин вывесил на чердаке Зимнего дворца не только серию работ «Котовасия», но и целый «манифест»: «В русском языке, чутком к сближению далековатостей и расширению семантических полей, давно уже стерлась грань между котовасией и катавасией (церковное песнопение, во время которого певчие спускаются с обоих клиросов и сходятся в центре храма для совместного пения. – «НИ»). Ведь с легкой руки умнейшего Крылова у нас, что ни кот, то Васька, а где Васька, там и котовасия. Со схождением, с истошным пением по весне на все голоса». Владимир Румянцев «опоэтизировал» кошку, вручив ей зонт из ромашки, на одном из лепестков которой сидит ангел («Любит», 2012), Борис Аникин – поместил в эстетику Серебряного века («Вечерняя мелодия», 2011), а Сергей Вепрев – в контекст общечеловеческих ценностей («Еврейское счастье», 2011).