Режиссер Карен Шахназаров

– Карен Георгиевич, в преддверии выборов вы стали доверенным лицом Путина. В чем вы видите свою задачу в этом качестве?

– Я думаю, задача доверенных лиц – объяснять позицию кандидата в президенты и в то же время объяснять свою позицию: по каким критериям ты публично объявляешь, что готов голосовать за этого кандидата.

– Вы сами вызвались участвовать или вам предложили войти в штаб Путина?

– Мне предложили. Я не думаю, что кто-то вызывается в таких случаях. Мне кажется, это было бы странным, если бы кто-то сам по личной инициативе предлагал свое участие. Если бы я был кандидатом в президенты, то мне не надо было бы личной инициативы кого-то, кто ко мне приходит. Я бы сам наметил людей, с которыми я бы хотел работать, и предложил им. Если кто-то из них хочет, то хорошо, не хочет – не надо. Мне предложили, и я согласился, потому что это соответствует моему пониманию. Я открыто говорил, за кого я буду голосовать, еще до того, как предвыборная кампания началась. У меня было большое интервью на «Русских новостях» еще до того, как я стал доверенным лицом. Я открыто высказал все причины, по которым я буду голосовать за Путина. Основной мотив, который побуждает меня к этому: я считаю, что Путин на сегодняшний день – это гарант целостности страны. При всем уважении к другим кандидатам, мне кажется, они могут страну не удержать. К сожалению, Россия склонна к распаду, и этот процесс еще не преодолен после 1990-х годов. Для меня это самый важный мотив, по которому я поддерживаю Владимира Владимировича.

– Ваш фильм «Исчезнувшая империя» называется так, потому что герои, жившие в СССР, изучали некую древнюю исчезнувшую страну, но в подтексте читается своего рода ностальгия по Советскому Союзу…

– Ностальгия – неверное слово. Ностальгия – это когда ты о чем-то постоянно сожалеешь. Дело все в том, что у меня другой взгляд на жизнь. Я не сожалею о прошлом. Я считаю, что это самая бессмысленная позиция. Что сожалеть о том, что прошло? Поэтому когда некоторые считают, что в «Исчезнувшей империи» я испытываю ностальгию, то они выдают либо свои представления, либо свои чувства. Я испытываю огромное уважение к СССР. Это совершенно другое чувство. Я считаю, что это была очень важная веха в русской истории. В этот период – советский – было сделано очень много достижений, благодаря которым мы до сих пор фактически существуем. Но невозможно ничего вернуть.

– Но о распаде СССР вы сожалеете?

– Вопрос распада – это совсем другой вопрос. Люди, которые пережили его, знают, что это за состояние. Особенно распад такой страны, как СССР! За этим последовали войны, обнищание, хаос… Чего только не было! И еще более-менее обошлось. Но распад России просто так не обойдется. Это закончится тем, что просто будет гражданская война. Поэтому я считаю, что самое главное – удержать страну от возможного распада. И в этом смысле, я считаю, что никто этого не сможет сделать лучше, чем Владимир Путин. По разным причинам. Я не берусь сейчас их анализировать. Причин много.

– Потому что у него уже налаженный механизм управления?

– Я думаю, у него есть... Знаете что? Авторитет власти. Ему доверяют. Он – есть власть. Я знаю, что Кавказ ни один другой кандидат не удержит. А он удержит, потому что Кавказ видит в нем человека, наделенного и обладающего реальной властью. Это нельзя объяснить в двух словах. Это и его личные заслуги, это и стечение обстоятельств, безусловно. Но факт остается фактом, что он стал воплощением авторитета власти в России. И это очень важно для страны. Во всяком случае – это мои мотивы, и я никому их не навязываю. Но это причины, по которым я буду голосовать за Владимира Путина.

– Вы планируете участвовать во встречах с избирателями?

– Я ничего не планирую. Но если такие встречи происходят, я высказываю свою позицию. Мне много звонят с вопросами. Вот, вы ко мне обратились – я вам ответил. Если пригласят на встречу, я приду и выскажусь.

– Собираетесь ли вы участвовать в митингах в поддержку вашего кандидата?

– Честно говоря, в митингах я участвовать не планирую, потому что я вообще человек не «митинговый» и опасаюсь большого столпотворения людей, не люблю массовых мероприятий такого рода. Вернее, не опасаюсь, а некомфортно себя там чувствую. Это – не мое. Поэтому я полагаю, что лучше было бы у нас свести эти митинговые страсти к нулю. Ни к чему хорошему эти митинги не приводят. Мы уже проходили это в конце 1980-х, и результат-то был не очень. Это и закончилось распадом СССР и прочим. Поэтому я как-то вообще не приветствую эти идеи проводить митинги. Есть в конце концов выборы. Люди должны прийти и проголосовать. Выборы должны быть честными. Но у меня нет никаких сомнений в том, что они будут честными. Потому что в нынешней ситуации никто так, как Путин, не заинтересован в честных выборах.

– Вы считаете, что прошедшие выборы в Госдуму тоже были честными и что фальсификаций не было?

– Об этом много говорят, и я думаю, что были, конечно, нарушения. Но мне кажется, что они скорее были где-то на местах, что это было чрезмерное рвение местных административных работников. Но я уверен, что это принципиально не меняло картину. Просто учитывая то, какие в обществе настроения, я считаю, что «Единая Россия» по любому выиграла бы. Ну, может быть, она могла бы потерять процентов пять. Это я допускаю, но не больше. Все равно она выиграла бы достаточно уверенно. Поэтому я не думаю, что какие-то нарушения могли бы реально изменить исход выборов. Во всех странах случаются нарушения на выборах: тут неправильно оформили, там что-то не то сделали, тут агитировали, когда уже нельзя…

– А с чем вы связываете то, что народ так всколыхнулся? Что в таком случае подвигло людей на митинги «За честные выборы» на Болотной, на проспекте Сахарова?

– Я думаю, в этом, как всегда, есть целый комплекс каких-то причин. Во-первых, нельзя сказать, что это весь народ всколыхнулся. Все-таки это преувеличение. Мы видим, что в принципе это только в Москве происходит и, судя по всему, примерно одинаковое число людей участвует. Это не весь народ и так обобщать нельзя. Во-вторых, безусловно, административный ресурс в этих выборах присутствовал. Это было. И многих людей это просто озаботило. Но я не вижу в их позиции ничего преступного. Они хотят честных выборов. Что в этом плохого? Абсолютно ничего. Я тоже хочу честных выборов. Но наверняка есть и какие-то политические группировки, которые, пользуясь этим случаем, хотят улучшить свои позиции в политической жизни страны. Это тоже нормально. Кстати, за это тоже обвинять нельзя. Каждая партия – и маленькая, и большая – всегда стремится к власти, хочет любыми путями улучшить свои позиции. В этом тоже нет ничего преступного. Во всем мире политическая борьба – вообще штука жесткая, бескомпромиссная. И по большому счету, это борьба без правил. И так происходит везде. И в Америке, и во Франции, и в Африке, и в Австралии – где угодно.

– Но при этом вы, например, говорите, что хорошо бы уличные митинги как за Путина, так и против свести к нулю. Как, по-вашему, это можно сделать? Запретить?

– Это мое личное мнение. Но это все равно, что сказать: лучше жить без революций. Вот Бердяев говорил: «Революция – это стихийное бедствие». Но можно сколь угодно так говорить, а они были, есть и будут. Я не говорю, что митинги надо запретить. Просто желательно, чтобы их не было, чтоб народ на улицы не выходил. Но это не значит, что в моих силах их запретить. Я об этом и не говорил – просто объяснял, почему я сам не хожу на митинги.

– Вы сказали, что политическая борьба – это борьба без правил…

– Правила, скажем так, устанавливаются, но в политической борьбе они часто нарушаются. Она жесткая и бескомпромиссная. Так устроен мир.