Искусство за гранью войны

До нас, наконец, докатились две волны, которые давно уже накрыли арт-сцены Европы и Америки: мода на видео и интерес к художникам из «горячих точек». Оба поветрия объяснимы чисто экономически. Видео – самое мобильное из всех искусств. Не надо мучиться с таможней, не надо паковать холсты и металл – положил диск в портфель (а то и просто передал файл по электронной почте), и вот ты уже устраиваешь вернисаж на другом континенте.

Если же ты еще транслируешь свои образы из зоны конфликта, интерес к тебе повышается в десятки раз. Ведь художник, как считается, куда как меньше ангажирован, чем журналист, он все пропускает «через себя». Поэтому на разных смотрах и биеннале последние десяток лет такой спрос на палестинское искусство (особенно гендерное) или диссидентов из Китая. У нас примером художника из «горячей точки» являлся выходец из Грозного Алексей Каллима. Кроме его полотен с боевиками другого варианта художественной отзывчивости на чеченскую кампанию вряд ли найдешь (есть, правда, еще патриотические картины военных мастеров студии имени Грекова – но это уже чисто официальное дело).

Представляя израильский видеоарт, кураторы, разумеется, подняли ему цену за счет политики. Покажи они, что называется, чистое искусство без намека на проблемы и конфликты (ту же Сигалит Ландау, которая создала на Мертвом море огромную спираль из арбузов), зрители бы хмыкнули и пошли смотреть более эффектного американца Билла Виолу. Но когда заявляется, что вот сейчас нам продемонстрируют искусство на грани войны, – спрос совсем другой.

Первое, что сразу бросается в глаза даже при беглом осмотре «Затишья», – артистическая политкорректность. Буря, конечно, ожидается, но откуда она придет и есть ли у нее конкретное человеческое измерение, по понятным причинам, не сообщается. Если говорить грубо – ни одного араба в кадре. Зато все трагедии и драмы (в том числе и военные) обозначены на уровне символов. Манифестом выставки может быть видео Эреза Исраели: мать держит на коленях тело взрослого сына и под скорбную песнь отдирает приклеенные к нему перья. Здесь намек и на «Пьету» (оплакивание) Микеланджело, и на гибель Икара, и еще на десяток подобных образов погибших солдат и материнского горя. Но сам процесс «ощипывания» выглядит довольно странно. Откровенно говоря, он рождает совсем другие ассоциации, связанные скорее с кухней.

Такая двойственность и противоречивость свойственна едва ли не всем произведениям в экспозиции. Так, например, Ури Гершуни снимает автомобильные аварии, а затем переворачивает кадры вверх ногами: машины, опрокинутые на крышу, оказываются парящими по небу. Вроде бы и катастрофа, но с претензией на красивость. То же самое в завораживающем фильме Ури Нира: художник шприцем впрыскивает свою кровь в медузы. Кровь, ядовитые медузы… Должно быть жутко. Но зритель заворожен красными узорами, которые возникают на желевидной поверхности. Вот это желание вписаться в галерейный бомонд, усладить глаз западного ценителя больше всего смущает в израильской подборке.

Еще одна мысль, которая явственно прочитывается у половины художников, сводится к старинному постулату: все мировые катастрофы – это лишь отражения внутренних конфликтов человеческой души. Война начинается в семье: Эйнат Амир в своем фильме «Отступление поневоле» разыгрывает бурную семейную ссору – на поверку супруги транслируют речи премьера Эхуда Барака и Ариэля Шарона по поводу эвакуации израильских поселений из сектора Газа. Художники словно переиначивают знаменитую поговорку «Хочешь мира – готовься к войне». Нира Перек в видеокартине «Шабат» показывает, как жители ортодоксальных районов Иерусалима перекрывают улицы и выставляют заграждения от нежеланных прохожих и машин. Вывод очевиден: если долго готовишься к войне, она обязательно придет.