Спасут и сохранят

«Конечно, можно сказать, что сейчас все больше и больше предпринимателей начинают заниматься коллекционированием, – пояснила «НИ» консультант по формированию коллекций Марина Лошак. – В девяностые годы было распространено корпоративное собирательство, а теперь ему на смену пришло индивидуальное. И последние пять лет, безусловно, существует некий бум. Если говорить о причине этого явления, то у него как минимум две составляющие – экономическая и моральная. Во-первых, у людей появились финансовые возможности. Но в то же время они стали понимать, что собирать искусство целесообразно не только с экономической точки зрения. Коллекционирование улучшает их общественное, социальное лицо».

Помимо формирования имиджа интеллигента в кругу «своих», коллекционирование играет определенную роль «имиджа» бизнесмена в государстве. Нужно лишь время от времени что-то из приобретенного передавать государству или, по крайней мере, «громко» участвовать в решении культурных проблем. И зачастую современное российское меценатство осуществляется с расчетом на то, что в будущем о добром деле можно будет напомнить, особенно когда потребуется помощь чиновников. Правда, открыто говорить о существовании такой ситуации меценаты не готовы.

«Да, в России тема социальной ответственности бизнеса стала безумно популярной. И в целом эта идея позитивная, важная и понятная, и она есть не только в России. Но у нас имеются две проблемы», – рассказала «НИ» генеральный директор Центра антикоррупционных исследований и инициатив «Трансперенси Интернешнл – Р» Елена Панфилова. К первой аналитики относят рекламные кампании, сопровождающие поступки меценатов. «Чаще всего пиар направлен не на то, чтобы рассказать о совершенном деле обществу, а чтобы доложить наверх. И это изначально неправильный посыл, – поясняет г-жа Панфилова. – Ведь когда вы, например, спасаете картины, то делаете это для общества!»

Второй проблемой аналитики называют коррупцию, но не через традиционные взятки, а в более изощренной форме. «Не секрет, что существует формат институционального вымогательства, когда институты государственной власти обнаруживают в деятельности тех или иных компаний что-то, кажущееся им нарушениями, – говорит Панфилова. – И в таком случае компаниям предлагается вариант или они сами его ищут, чтобы, условно говоря, платежи или услугу замаскировать под эту самую социальную ответственность. И это очень плохо, потому что, во-первых, поощряется вымогательство, а во-вторых, это уж совсем не похоже на социальную ответственность, которая должна быть исключительно добровольной». Впрочем, как утверждают аналитики, это беда не только России, но и многих стран.

В то же время за рубежом действительно поддерживают меценатов, особенно тех, кто помогает государству. К примеру, американские корпорации имеют право направлять на благотворительную деятельность до 10% своей прибыли. Эти деньги государство освобождает от налогообложения. В итоге на благотворительность американцы направляют порядка 300 млрд. долларов в год, что сопоставимо с государственной поддержкой населения.

В России до сих пор не существует закона о поддержке меценатства. Поэтому какими бы целями ни руководствовались бизнесмены, покупая уникальные произведения искусства, пока они вынуждены ограничиваться лишь моральной поддержкой со стороны государства (что-то вроде дипломов, грамот, вымпелов или, в крайнем случае – орденов, от которых приходится стыдливо отказываться). Материальных стимулов у российских меценатов до сих пор нет, государство от решения этой проблемы самоустраняется.

Между тем среди тех, кто призван под знамена «новых меценатов», немало имен, которые, что называется, «на слуху». К примеру, в помощниках у Эрмитажа значится губернатор Чукотки Роман Абрамович, который помог музею материально.

В 2004 году он профинансировал проект создания рукотворной библиофильской книги «Саги об исландцах» в десяти экземплярах (из коровьей и тюленьей шкуры, серебра, медно-золотого сплава, льдистого кварца, горного хрусталя). Одна из книг досталась Абрамовичу, но куда дороже – честь значиться в меценатах самого Эрмитажа.

В том же году не меньше шумихи было и вокруг Виктора Вексельберга, который (через агента в лице аукционного дома «Сотбис») приобрел у семейства Форбсов коллекцию из девяти пасхальных яиц работы Карла Фаберже. Вся коллекция, включая 180 других изделий, оценивалась в 100–150 млн. долларов. «Вексельберг купил коллекцию, прокатил ее по России. А где она находится сейчас, мы не знаем, – рассказал «НИ» гендиректор российского представительства компании «Сотбис» Михаил Каменский. – Но точно известно, что она не передана в дар государству». Расплывчатые данные о судьбе коллекции и у представителей государства. «Это его личное приобретение, и поэтому ни у кого не должно возникать вопросов о том, где сейчас находится коллекция, – пояснил «НИ» заместитель руководителя Россвязьохранкультуры Анатолий Вилков. – Могу лишь сказать, что в 2004 году таможня зарегистрировала Вексельбергу не постоянный, а временный ввоз этой коллекции».

В Министерстве культуры не понаслышке знают и Максима Викторова. Его фонд при поддержке Минкультуры с 2003 года проводит Московский международный конкурс скрипачей имени Паганини. Но известен меценат и людям, далеким от профессиональной музыки, потому что в 2005 году одной из самых громких новостей была весть о недешевом приобретении Викторова. На аукционе «Сотбис» более чем за миллион долларов он купил скрипку мастера Карло Бергонци, на которой играл Никколо Паганини. И чтобы оградить себя от различных предложений и предположений, Викторов сразу же заявил, что этот инструмент он никогда никому не продаст и не отдаст. Единственное, на что решился коллекционер – сделать скрипку переходящим призом своего конкурса.

А в мае этого года стало известно, что кресло гендиректора Петербургского театра оперы и балета имени Мусоргского занял Владимир Кехман, больше известный не как театральный человек, а как владелец крупной компании, занимающейся импортом фруктов. Поговаривают, что он решился возглавить старейший театр накануне серьезного юбилея (в 2008 году – исполнится 175 лет) не без уговоров со стороны Министерства культуры.

Но самую большую активность отмечают в свежих сделках Алишера Усманова. В сентябре он поставил точку сразу в двух громких сделках. Сначала приобрел права на коллекцию советских мультфильмов (приблизительная стоимость 5–10 млн. долларов), проданных в 1992 году киностудией «Союзмультфильм» в США, и сразу же безвозмездно отдал ее детскому телеканалу «Бибигон» (ВГТРК). А чуть позже в последний момент перехватил с аукциона «Сотбис» коллекцию Ростроповича – Вишневской, по некоторым данным, отдав за нее более 72 млн. долларов. И все 450 предметов он также передал в дар государству.

Какие еще подарки и с какой целью современные меценаты преподнесут стране, неизвестно. В Роскультуре не делают секрета из того, что Михаил Швыдкой лично обращался к представителям бизнеса с целью перехватить с аукциона коллекцию Ростроповича –Вишневской целиком.

Кроме того, государство будет активно поддерживать инициативу частных коллекционеров. Например, Анатолий Вилков сказал «НИ», что бизнесменов нужно только поощрять, потому что коллекции государственных музеев и так переполнены, и скупить все произведения искусства невозможно. Поэтому альтернативой является развитие частных музеев, которые иногда давали бы свои шедевры для экспозиций в госмузеях.

Зачем бизнесменам культурные ценности?

Владимир ВИНОКУР, юморист:
– Я бы смотрел на результат. Я бы радовался тому, что человек, владеющий большими деньгами, помогает государству сохранить ценности, которые сложно, а иногда совершенно невозможно приобрести. У государства полно и других забот. А если человек проявил такое волеизъявление, то зачем нам проводить следствие? Надо сказать спасибо, и все. Я не думаю, что, например, Алишеру Усманову нужна награда. Он самодостаточный человек, с хорошей биографией – я его знаю, и я только кланяюсь ему за то, что он помогает государству. Если его примеру последуют другие олигархи – это будет отлично, потому что во всем мире это существует, и давно. И нас не должны волновать отношения между олигархом-меценатом и государством, потому что не все могут помогать искусству, культуре. И не надо задаваться вопросом, почему они это делают, не надо анализировать негатив, надо думать о позитиве. Зачем же нам в каждом благородном поступке искать подвох?

Александр Ф. СКЛЯР, лидер группы «Ва-банкъ»:
– Я думаю, в каждом конкретном случае это может быть по-разному. Это может быть эмоциональный, благотворительный порыв, не связанный больше ни с чем, и в таком случае эти люди просто не афишируют то, что они эту благотворительность проявили. Если же они афишируют, то это может быть и для повышения своего статуса в глазах общественности, и для того же бизнеса, чтобы потом была как бы индульгенция. И я считаю, что в этом нет ничего плохого. Я бы только усилил эту тенденцию, то есть чем богаче человек, тем больше общественное мнение вокруг него должно создаваться таким образом, чтобы он вынужден был тратить на благотворительность большие суммы. Вот заработал он 10 млрд., а один или два потратил на благотворительность. И тогда нам будет ровным счетом наплевать на его моральные терзания, на то, жалко ему расставаться с этими миллиардами или нет. Важен будет результат.

Тамара ГВЕРДЦИТЕЛИ, певица:
– Это выгодно обеим сторонам, как я понимаю. Но что важно, есть пример для следующего поколения, которое может видеть, что не все так бездушно и что-то делается красиво. И знаете, ситуация настолько непредсказуемая, что я не могу ответить однозначно на вопрос, с какой целью бизнесмены становятся меценатами. Я думаю, доброе дело делается, и это хорошо.