Картонная чахотка

В японском спектакле сантименты Александра Дюма-сына, по мотивам романа которого поставлен балет, плотно легли на оперу Верди «Травиата», из которой заимствованы многие мизансцены. Наметанный глаз выделит и близкие к тексту оригиналов цитаты из балетов, от «Тщетной предосторожности» до «Манон». Усилиями постановщика Асами Маки мелодраматизм возведен в энную степень. Количество заломленных в экстазе рук может соперничать разве что с обилием кринолинов и фраков: речь идет о Париже XIX века, и костюмы от Луизы Спинателли играют не последнюю роль.

И белое, и черное платья – оба с большим декольте – у Маргариты (Светлана Захарова) призваны элегантно «подать» плечи прима-балерины. Асами Маки, как и все, восхищается красивыми линиями тела Захаровой. И в балете, поставленном специально для Светланы (приглашенной солистки японской труппы), все сделано так, чтобы достоинства примы были максимально заметны, а недостатки не проявлялись. Поэтому танец Маргариты технически весьма прост, зато он то и дело дает балерине возможность вытянуть божественно прекрасные стопы и показать их благородный подъем. Точно так же было в предыдущем проекте Светланы: хореографически слабый балет, но выигрышно поданная прима. Не хотелось бы думать, что такой показ себя в искусстве и есть цель проектов госпожи Захаровой. Просто она неудачно выбирает балетмейстеров, что досадно: все-таки этой балерине от природы дано многое, так что имеется возможность заняться искусством в себе.

Беда «Дамы с камелиями» в том, что страсти, если рассматривать их от качества хореографии, бушуют совершенно игрушечные. Мало того, что стилистика спектакля, с его тяжеловесной буквальностью, переносит нас лет на шестьдесят назад, хотя балет поставлен в 2007 году. Госпожа хореограф (она же – худрук японской труппы), не мудрствуя лукаво, слепила опус из нескольких базовых классических па, отдающих школьной программой хореографических училищ. Что бы ни происходило на сцене, какие бы эмоции, положительные или отрицательные, персонажей ни обременяли, героиня или семенит на пуантах, или задирает ногу вверх, или стоит в арабеске (на одной ноге, подняв другую ногу на 90 градусов). Герой чуть что, крутит большой пируэт. В дуэтах любви (или разлуки – это хореографу все равно) Арман с Маргаритой томно кладут головы на плечи друг другу и однообразно падают во взаимные объятия. Да, еще толпа гостей на балу, разбившись на пары, старательно танцует вальс с высокими поддержками. В общем, хореографические идеи госпожи Маки кончаются гораздо раньше, чем музыка Берлиоза, на которую балет поставлен. Но действие надо чем-то заполнять. На помощь приходит житейская пантомима. Чаще всего это долгий и подробный пересказ сюжета руками и гримасами, и мизансцены напоминают немое кино. Но есть странные моменты. К примеру, долгий проход Маргариты по гостиной: дойти до кушетки, пощупать (зачем?) ее обивку, обратиться к стулу, погладить его по деревянной спинке, затем прогуляться до кресла, задумчиво его обойти… Надо полагать, это метафора раздумий о горестной судьбе продажных женщин. Соло об одиночестве души, которая так страдает, пока тело купается в роскоши.

Самое смешное, что, настойчиво подражая реальности, спектакль достигает противоположного результата. Кажется, что увиденное – кукольный домик, где все картонно и ненатурально, даже чахотка героини. Это обычная, много раз повторяющаяся в истории балета ловушка: условная природа танцевальной классики не терпит такого насилия над собой и жестоко мстит.

Японцам, судя по отзывам, балет нравится. Так проявляется разница национальной ментальности: в Токио, видимо, нужно, чтобы зрителю во время действия все разжевали и в рот положили. Но в Москве сочетание тотальной сладости с утомительно-подробным рассказом мимикой и жестом, и со скудной бесхитростностью танцев навевает обширную скуку.

И чем картиннее страдают герои, тем становится скучнее. К финалу хочется, чтобы куртизанка поскорее померла и можно было бы уйти домой.