Posted 22 августа 2012,, 20:00

Published 22 августа 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:27

Updated 8 марта, 05:27

Снимать нельзя арестовать

Снимать нельзя арестовать

22 августа 2012, 20:00
Снимать нельзя арестовать

Человек с камерой теперь приравнивается к человеку с ружьем. Это происходит не только у нас: захочешь навести объектив на какой-нибудь особняк – оттуда уже выбегает охранник, попробуешь снять полицейский строй – объектив (хорошо, если не вместе с лицом) будет разбит, решишь запечатлеть коллективный портрет москвичей – нарвешься (в лучшем случае) на негодующие взгляды. Никого не смущает, что каждый день нас фиксируют тысячи камер наблюдения. Они вроде как безопасны. Но как только за камерой возникает живой человек, вот он уже вуайерист, террорист, провокатор, шпион, моральный урод.

Повторюсь, ненависть к фотографам – не какая-то специфически московская камерофобия или хамство. Возьмем Ближний Восток. Решивший заснять вооруженное противостояние на улицах Дамаска оказывается под обстрелом с двух сторон: с правительственной (чтобы не сливал обличающие кадры в Интернет) и с оппозиционной (чтобы не засвечивал лица подпольщиков). Да что там Восток! В свободной Америке один из самых авторитетных репортеров и председатель Лиги фотопрессы Мики Остерейхер на страницах The New York Times вынужден взывать к общественному благоразумию и разъяснять элементарные вещи. Насчет того, что улица – место сугубо общественное, а потому снимать здесь можно все что угодно: хоть дома, хоть машины, хоть людей. Аргументы о защите «личного пространства» тут не действуют – свою «прайваси» вы оставляете, как только выходите из подъезда. Другое дело, если ваше фото будет использовано в некорректном контексте – в рекламе или в криминальной хронике. Вот тогда можно подавать иски, скандалить и выражать свой протест. А просто бросаться на уличного репортера никак не следует.

Меня же во всей этой войне фотографов за свои права и в борьбе граждан против фотографов занимают два момента. Первый: как из источника информации и художественного средства камера превратилась в оружие. В принципе, и раньше снимки являлись мощным подспорьем в идеологической битве. Но сегодня они обрели почти материальную убойную силу: уж коли судья Хамовнического суда требует себе охрану после появления одной ее фотографии, сделанной со спины, что уж говорить о тех, кого сняли в фас! Второй (более важный момент): как и отчего в Москве совершенно исчезло «общественное пространство»? О чем с такой страстью говорит господин Остерейхер – где фотограф снимает, не нарушая ничьих границ, и его никто не вправе остановить. Каждый двор у нас огорожен офисной решеткой, каждая улица поделена на сферы влияния магазинов и охраняемых зон частных владений. Что далеко ходить: когда в музеях Кремля была презентация отреставрированной колокольни Ивана Великого, журналистам было строго наказано: вы можете подняться на колокольню, но снимать категорически запрещено! Какие такие тайны можно «сфоткать» с Ивана Великого? Кабинет президента? Солдатские казармы? Так или иначе, путь на смотровую площадку гражданам и поныне закрыт (хотя открыть посещение колокольни обещано давно) – комендатура Кремля не дает разрешение.

Вместе с исчезновением «ничьего» пространства у нас мгновенно исчез целый пласт культуры и искусства. Речь идет о публичном искусстве, расцвет которого пришелся на начало 1990-х: акции, перфомансы, арт-заявления. Тогда улицы Москвы были реально для всех: и для спонтанных торговцев, и для бандитов, и, наконец, для Олега Кулика, который в образе собаки наскакивал на припаркованные «девятки». Теперь так не поскачешь. Выходя на улицу, мы оказываемся встроены в жесткую систему: шаг назад – шаг вперед, и вот уже ты нарушитель границы. Если бы злополучные Pussy Riot устроили свой молебен не в храме, а, как советовали умеренные радикалы, где-то рядом, они бы в любом случае нарвались на «оскорбление» – если не святого места, так чьего-нибудь насеста.

Говоря шире и проще, на улицах города блокируется любой нестандартный жест. Не в смысле хулиганства и криминала – такие жесты и впрямь должны блокироваться. А жест, никак не связанный с перемещением из точки А в точку В. Поведение каждого гражданина в мегаполисе должно быть подобно поведению робота – чтобы каждый сторонний человек сразу мог считывать заложенную программу: вот бежит в офис, вот – из офиса, вот – гуляет с ребенком (или собакой). И единственный, кто остался непроницаем, – фотограф. Он вырван из привычного течения и что-то снимает себе на уме. А вдруг что-то не то у него на уме? Вот так образ «человека с камерой» буквально в течение 10 лет претерпел экстремальную эволюцию: от чаемого пришельца других миров (помните, как дети в странах «третьего мира» прыгали, чтобы только попасть в объектив?) к уважаемому бытописателю и, наконец, к агрессору, которого надо скорее обезвредить. Пора уже, наверное, установить какие-то дорожные знаки по типу пешеходных «зебр»: «снимать разрешено».

Автор – арт-обозреватель «НИ»

"