«Реализм отчаяния»

Работ на выставке несколько десятков, написаны они в разные годы, но едины концептуально и, что важно, – эмоционально. Густозаселенные историческими персонажами и имяреками сюжеты складываются в мозаику, в которой прошлое и настоящее являются началом-продолжением-развитием друг друга. В отличие от многих своих коллег Кантор не пригвождает человека к позорному столбу, а искренне ему сочувствует. Вынося приговор летящему в тартарары миру, разглядывает в потоке отдельные лица и словно переворачивает с ног на голову хрестоматийное «когда люди не интересуются политикой, политика начинает интересоваться людьми». Ведь социальные катаклизмы, которыми ХХ век был перенасыщен, ломают все без разбору не хуже природных, сметая в общую пропасть правых и виноватых. «Анатомический» срез многоквартирного дома (работа «Общий дом»), каждый обитатель которого занял свою «ячейку» и занят повседневностью – как символ огромного мира, где все суетятся, снуют, спешат и проживают собственные жизни. Впрочем, понятие «собственности» этой самой жизни достаточно иллюзорно, поскольку в любой момент ее могут срежиссировать извне. Например, руками невидимого кукловода, дергающего за ниточки политиканствующих особей в образах славянофила, западника и евразийца («Славянофил, западник и евразиец»). Или более опосредованно – как вожди, занимающиеся выведением формулы бытия («Ленин и Дзержинский. Проекты будущего»). А вот уже и вовсе без прикрас и «подложек»: движется в неминуемое людская масса из старых и молодых («Люди, материал истории» и «Одинокая толпа» (на фото)).

Неудивительно, что реализм Кантора окрестили «реализмом отчаяния». «Поводов для баррикад в мире по-прежнему достаточно, – утверждает художник в статье «Язык сопротивления». – В детстве все виделось слишком просто, но мир оказался шире, и бараков в нем оказалось больше, чем в социалистической России. Как выяснил в свое время Гамлет, тюрьма – не только Дания, но весь мир – тюрьма». Постигая и отображая, Кантор интерпретирует не сами события, а скрытые процессы, к ним подтолкнувшие и их смоделировавшие, и проводит четкую грань между добром и злом, черным и белым, естеством и суррогатом. В его освещении мира не отсутствуют полутона, и обязательно присутствует некая изначальность миропорядка, спасающая от тотального разлада всего со всем. И, наверное, именно поэтому искусство Кантора несет в себе мощный конструктивный и гуманистический заряд.