Чахотка на карусели

На сцене стоит крутящийся дом-карусель с решетчатым золотым куполом – легко читаемая метафора сценографа Изабеллы Байвотер. Для тех, кто не понял, объяснено в программке: жизнь куртизанки подобна круговерти и проходит в золотой клетке. У дома почти нет стен, и публика как бы подглядывает за гламурным весельем: возбужденные гости в старинных нарядах мечутся по анфиладе комнат, среди примет красивой жизни – мебели в завитушках и канделябров в позолоте. В момент смерти Виолетты та же карусель будет зимней, пустынной и промерзшей. В деревенской идиллии она станет островком временного благополучия – обрастет зеленым травяным пригорком и лодочкой на воображаемых водах, текущих прямо под крыльцом. На лодке «прокатятся» рыдающая куртизанка и неумолимый папаша Жермон в момент, когда он призовет Виолетту к жертве.

Спектакль держат на плаву оркестр под управлением Валерия Гергиева и молодая певица Оксана Шилова (Виолетта). Гергиев, не форсируя оркестр, сыграл медленный вальс увертюры почти нежно и вообще подавал музыку не как мелодраму, а как нешуточную драму – без нажима на «чуйства», но с серьезной глубиной, таящейся под эффектными вердиевскими пассажами. Шилова, многим в зрительном зале напомнившая начинающую Анну Нетребко, очаровала ярким, чувственным, богатым модуляциями голосом и точной актерской харизмой. Ее монологи о надежде на счастье, о грядущей смерти реально хватали за душу, эту Виолетту было нестерпимо жалко. Чего не скажешь об Альфреде Жермоне (Илья Селиванов): эпизоды с его участием из-за «блеющего» тенора и скованной манеры держаться превращались в скучную необходимость. А баритон Жермона-старшего (Алексей Марков) заставил простить рутинность режиссерской работы: у Шолти папа героя пел, опираясь – как всегда – на традиционную тросточку, и тоже – как всегда – с застылым от хороших манер лицом.

В интервью перед премьерой режиссер сообщала: герои будут похожи на нас с вами, только в других платьях. Предки, мол, знали толк в пороке, проводя жизнь «в череде праздников и развлечений». Так что – никакой приглаженности в чувствах: люди молодые, кровь кипит, никто не будет «чинно сидеть и пить чай».

На практике это вполне традиционная и вполне целомудренная постановка. Из сценической картинки нельзя понять, что тут стоило специально оговаривать. Понятно, что балы полусвета – изначально не чопорное место, а посетители салона куртизанки в любом случае не чай приходят пить. У Шолти льется рекой шампанское, причем это и есть, наверное, искомая раскованность – его пьют из бутылок. А обещанные режиссером sex, drags, rock and roll сводятся к куплетам, шаблонно спетым на столе, пьяному шатанию гостей Виолетты и демонстрации голой женской ноги, высунутой в окно. В доме Флоры гуляют как бы с размахом: под потолком кружится гимнастка в золоте, ряженые и настоящие тореадоры ненадолго выбегают, чтоб пропеть о себе, а толстые «быки» (мужчины в масках с рогами и голым торсом) крутят хула-хуп. Но все как будто уже видено в других «Травиатах» – и скучновато, словно книжные представления о загуле в голове старой девы. Нет атмосферы парижских оргиастических балов полусвета – до них далеко, как до Китая пешком. В недрах публики даже возникла идея, что так сделано специально – мы видим сдержанный (и чуть испуганный) английский взгляд на французский разврат. Правда, эффектны отсылки к киноприемам – «живые картины», когда толпа замирает, а главные герои продолжают выяснять отношения на неподвижном фоне.

Что еще? Барон, покровитель Виолетты, в черных очках и с белой косой, загримирован под Карла Лагерфельда. В мимолетном эпизоде карнавала является – под перешептывание зала – смазливый бородатый трансвестит в женской юбке. Вот она, наглядная привязка к современности. И одновременно – приметы резвящегося дьявольского соблазна. А пара слабо одетых девиц, на балу Флоры зачем-то (долго) танцующих по углам крыши, где их никто из персонажей не видит, – наверное, горькая сила судьбы. Что же еще? Похоже, что Шолти не разобралась до конца, что она ставит – «реалистическую» мелодраму или символический подтекст? Наверное, всего понемножку.