Posted 22 июня 2011,, 20:00

Published 22 июня 2011,, 20:00

Modified 8 марта, 06:19

Updated 8 марта, 06:19

Лавры «абстракцистов»

Лавры «абстракцистов»

22 июня 2011, 20:00
Сразу две выставки, посвященные неофициальному советскому искусству 1950–1970-х годов, открылись в залах на Лубянке. Экспозиция фотографа Игоря Пальмина посвящена героям и атмосфере послевоенного московского андерграунда. На других этажах – пальминские герои выступают уже в роли авторов: выставка «К вывозу из СССР разр

Если описать обобщенный образ нон-конформиста, каким он предстает на снимках Игоря Пальмина, лучшего сравнения, которое сам фотограф подобрал к «Последнему портрету» Владимира Вейсберга, не придумать: «икона, уходящий куда-то взгляд». Так и все они – Оскар Рабин и Дмитрий Плавинский, Василий Ситников и Евгений Крапивницкий, Николай Вечтомов и Борис Свешников – предстают анахоретами в потертых свитерах и водолазках в мастерских-кельях, где репродукции Боттичелли перемежаются киотами с иконами; особая секта, взывающая к «теням забытых предков» (авангардистам начала ХХ века).

Послевоенное поколение, родившееся в или при лагерях (тут и начинаешь понимать Андрея Монастырского, который в качестве метафоры русского андерграунда соорудил на Венецианской биеннале барачные нары), горело огнем служения, а не прислуживания. В принципе к этому образу художника мы уже привыкли и с ним сроднились – он должен быть немыт, немногословен, благоговейно относиться к церковному искусству (антиатеист) и в таком виде быть не нужным своей державе. Последнее подчеркивается парадоксальным вердиктом, который ставился на их работах: «К вывозу из СССР разрешено…» – картины, не имевшие для Союза ценности, можно отправлять на Запад. Советские чиновники знали, куда посылать – на верную гибель.

Почти одновременно с выставкой нон-конформистов на прилавках появился перевод воспоминаний рок-легенды Патти Смит о тех же 1960–1970-х годах в Нью-Йорке. Об американской андерграундной сцене, о художниках отеля «Челси», о нравах артистической богемы. И тоже в некотором смысле «потерянное» поколение времен Вьетнама, и также в некотором смысле протест – наркотики, секс, рок-н-ролл. Но если бы кто-нибудь из московских нон-конформистов встретился, допустим, с Робертом Маплторпом (соратником Патти) образца 1970-х, плюнул бы через левое плечо, по примеру Хрущева назвал бы его «пидарасом» (на что имел бы куда как более веские основания) и удалился к своим киотам и натюрмортам.

Михаил Шварцман. Прощение. 1972.

По меньшей мере, именно таким – глубоко не «драйвовым», замкнутым на себе и, в конечном счете, не актуальным на мировом уровне – предстает искусство неофициальной арт-сцены Москвы. Кажется, вернулись к тому, от чего оттолкнулись: фантазии Бориса Свешникова («Волшебная прогулка», 1962 г.), «Композиции» Эдуарда Штейнберга, пуантилистский пейзаж Дмитрия Плавинского – именно так нынче и подается творчество членов Союза художников. Они все истово писали картины. Разве что Кабаков (один из самых успешных в мировом измерении) свернул на путь инсталляции. Если ранее над всеми натюрмортами и абстракциями с землистым колоритом витала аура диссидентства (это и разгром «абстракционистов» в Манеже 1962 года, и «Бульдозерная выставка» 1974-го), сегодня их все чаще посыпают аукционной зеленью. Да и сами они не раз подчеркивали, что их картины надо оценивать не социологически, а глубоко эстетически. Почти у каждого героя прошла персоналка в Третьяковке или Русском музее. Поэтому нынешний проект смотрится как еще одно дежавю и иллюстрации к давно написанной истории. Эдакий урок по закреплению пройденного.

Не на пользу нынешней выставке идет и сравнение с предыдущим проектом в тех же залах – о московском концептуализме 1980-х. Тогда неофициальное искусство показали сквозь призму мастерских – представили его как живую лабораторию поисков и неожиданных открытий. Впрочем, как сказала в беседе с обозревателем «НИ» куратор прошлогодней выставки Елена Куприна-Ляхович, если бы объединить «концептуалистов», нынешнюю экспозицию и прибавить к ним еще ретроспективу 1990-х годов, вышел бы роскошный музей современного искусства, которого страшно не хватает в Москве.

В любом случае после осмотра всех залов, включая те, где для удовольствия публики воссоздали интерьер типичной «квартирки» художника 1970-х, понимаешь второй смысл, заложенный в английском названии подборки Пальмина («Past Perfect»). Для участника подпольной арт-жизни это «прошедшее совершенное», для нынешних зрителей – «прошедшее завершенное».

"