Posted 22 мая 2014,, 20:00
Published 22 мая 2014,, 20:00
Modified 8 марта, 04:19
Updated 8 марта, 04:19
Актриса Татьяна Арнтгольц
– Татьяна, за ваш спектакль голосовала на сайте журнала «Театрал» вся Россия. Для вас есть разница, где играть – в Москве или в провинции?
– Абсолютно никакой разницы. Мы всегда работаем с удовольствием, выкладываясь по полной. И хотя это очень тяжело – два с половиной часа играть на высоком градусе, мы делаем свою работу качественно и работаем честно из спектакля в спектакль. Хотим своей игрой отвоевать доброе имя антрепризе.
– Почему вы считаете, что доброе имя антрепризе необходимо отвоевывать?
– Потому что сейчас антреприза, к сожалению, имеет статус слабых спектаклей по материалу, по качеству постановок и исполнения. Но для меня антреприза – это не междусобойчик, когда мы пришли в джинсах, в грязных ботинках... Все-таки театр – это некая сказка, это другой мир. Он должен быть над бытом. Я сторонница классического театра и за культуру на сцене. Потому что сейчас, на мой взгляд, настало время, когда культура покидает общество со страшной силой. И надо стараться донести ее до зрителя. Надо быть за культуру, а не против.
– Сейчас вы заняты только в спектакле «Двое на качелях». Вам не предлагают другие проекты или причина в чем-то ином?
– Предложений поступает достаточно много, но, к сожалению, всё не то. Хочется развиваться и учиться как актрисе. Поэтому сейчас мы с нашим продюсером Альбертом Могиновым находимся в поиске хорошего материала. Ну и конечно, хотелось бы поработать в каком-нибудь спектакле, а не в антрепризе.
– У вас уже есть предложения работы в репертуарном театре?
– Нет. Вы знаете, если я сейчас скажу эту фразу, то возьму на себя большую ответственность. Но все-таки: думаю, что меня не зовут, потому что я пока, может быть, не очень хочу этого. Театр – это ответственность, это служение, это то, что становится на первый план. Ты уже не хозяин сам себе, ты теряешь свою независимость. Театру надо отдаваться полностью, а я к этому пока не готова.
– Если представить, что вас пригласили сразу несколько театральных режиссеров, кому отдали бы предпочтение?
– Прежде всего Анжелике Холиной. После того как посмотрела «Отелло» в Театре Вахтангова, я поняла, что она тот режиссер, с которым мне было бы интересно работать. Я очень люблю музыку, люблю движение, хоть и не обладаю каким-то особым балетным даром. Подобный спектакль сразу задает очень высокую планку, и участвовать в нем – это значит приобрести неоценимый профессиональный опыт. И для меня как актрисы это поворот совершенно в другую сторону. А после того как на «Звезде Театрала» нас с Анжеликой представили друг другу, я убедилась в том, что она не только прекрасный режиссер, но и потрясающий человек. Анжелика произвела на меня сильное впечатление – очень интересная, я бы даже сказала, демоническая женщина, обладающая какой-то бешеной энергией. Думаю, работать с ней – это не только труд, но и кайф.
– Вас не пугает мысль, что, выполняя волю режиссера, вам возможно придется полностью поменять свое видение роли?
– Я этого не боюсь. Тем более со мной такое уже случалось. Помню, на съемках сериала «Фурцева. Легенда о Екатерине», режиссер Сергей Попов полностью менял мое представление об очередной сцене. И хотя это казалось мне странным, я выполняла все его указания, и сцена получалась гораздо интереснее. А уже совсем иначе взглянуть на роль мне пришлось в спектакле «Двое на качелях». Я пересмотрела несколько вариантов постановок, посмотрела старый американский фильм, и всегда это была драма от начала до конца. Но наш режиссер Леша Кирющенко, обладая талантом видеть юмор, казалось бы, в обыкновенных бытовых вещах, сумел сделать совсем другой спектакль. Ни я, ни Гриша Антипенко не могли даже вообразить, что Леша вытащит столько юмора из этой истории. И поэтому приходилось полностью менять представление о сцене, играть совершенно в другом ключе. И это здорово, это интересно, это и есть творчество.
– Есть еще спектакли, о которых вы можете говорить так же увлеченно?
– Конечно, есть. С удовольствием вспоминаю спектакль «Пять вечеров». Я очень любила роль Кати, любила нашу команду. Это было так здорово, весело. Правда, только когда с нами был Саша Дедюшко. А когда его не стало, оказалось, что незаменимые люди есть. Через год мы собрались, рискнули возобновить постановку, но поняли, что в одну реку дважды войти невозможно. С другим актером в роли Ильина получилось все по-другому, иная обстановка, атмосфера. А каким прекрасным был спектакль «Сказки старого Арбата»! Но опять лишь в самом начале, когда мы только выпустили его, когда все дышало, было живым. А потом, к сожалению, антрепризные условия, несколько актерских составов стали его потихоньку гробить. Спектакль и сейчас существует, но я никогда не пойду его смотреть, потому что это какой-то аппендикс от того, что мы когда-то придумали.
– Помню ваше участие в «Ледниковом периоде», который вы не смогли завершить в связи с беременностью. Скажите, рождение дочери надолго выбило вас из привычного ритма?
– Нет, я лишь полгода не снималась в кино и не ездила на гастроли – играла только в Москве. Это был мой выбор. А потом мне предложили роль в фильме «Трава под снегом» украинского режиссера Володи Янощука. Я согласилась и не ошиблась, потому что режиссер оказался замечательным человеком и сниматься у него было огромным удовольствием. А вслед за этим появился следующий интересный проект «Фурцева. Легенда о Екатерине». И я вот так спокойно вошла в рабочую колею.
– Но наличие семьи все же вносит коррективы в работу. Наверняка хочется больше времени проводить с дочерью?
– Маша не доставляет много хлопот. Она очень мобильный человек, обожает путешествия, самолеты, поезда. Ей очень нравится общаться со сверстниками, и для меня, например, стало открытием, что Маша обожает ходить в детский сад. Ребенок с активным характером, не может сидеть без дела. Сам факт выходного дня для нее не очень радостное событие, поэтому я стараюсь занимать ее танцами, спортом, английским языком. Брала несколько раз в театр на детские спектакли и мюзиклы.
– А постановки с вашим участием она видела?
– Нет, потому что Маша еще маленькая, и эти спектакли пока не для нее. Но в театре ей очень нравится – и в драматическом, и в кукольном. Хотя, откровенно говоря, не могу представить себе ребенка, которому не нравился бы театр.
– И тем более вашей дочери, родившейся в актерской династии...
– Да, вы правы, вся моя семья связана с театром: и муж, и родители, и брат, и сестра. Мы с сестрой Ольгой работаем в Москве, брат Антон – в Калининградском областном музыкальном театре, папа там же, в драматическом театре. Только мама уже оставила сцену. Сейчас она зритель и мой самый строгий критик. Я ей полностью доверяю, поскольку мама потрясающе начитанный человек и всегда может посоветовать, что посмотреть, почитать, ее всегда можно спросить о какой-то пьесе. Часто, когда мне присылают пьесы, первой их читает мама и говорит, интересно это или нет. И практически всегда наши вкусы совпадают.
– Татьяна, совсем недавно наша страна праздновала 69-ю годовщину Победы. Скажите, пожалуйста, отголоски той страшной войны как-то звучат в вашей семье?
– Эта тема коснулась нас напрямую. Мой папа – блокадный ребенок, их семья жила в Ленинграде. В 1941 году его отец погиб на фронте, и бабушка больше не вышла замуж. Она свято хранила память о своем муже. А бабушка по маминой линии перенесла все ужасы немецких концлагерей. Поэтому тема войны звучит в нашей семье. И я, и моя сестра Ольга, мы обязательно расскажем своим дочерям о той войне, когда они подрастут. Потому что это очень важно. Сейчас, к сожалению, растет поколение, которое очень мало интересуется историей. Когда я спросила у 16-летнего юноши, что за праздник 9 Мая и что за даты 1941–1945 годы, он очень долго напрягал мозги, но так и не смог ответить на этот вопрос. Это поколение не интересуется историей, и это очень печально.
– Как вы считаете, почему в России о своих героях часто говорят в прошедшем времени и почти никогда не ценят при жизни – достаточно посмотреть, как живут фронтовики, десятилетиями ожидая обещанных дотаций, машин и квартир?
– Я могу лишь констатировать свою грусть и сожаление по этому поводу. Потому что вроде бы стараются об этом говорить, вроде бы стараются делать какие-то передачи, но, как правило, это уже постскриптум, когда человек ушел, вот тогда о нем вспомнили. Это очень горько, но при всех попытках что-то сделать, никакой реальной помощи не видно.
СПРАВКА «НИ»