«Я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе»

Когда-то в большом ходу были аннотации к пьесам типа: «Пьеса рассказывает о трудной любви хирурга к медсестре». «Скрытую перспективу» Дональда Маргулиса вполне можно исчерпать подобным изящным канцеляризмом: «пьеса рассказывает о трудной любви корреспондентов, специализирующихся на «горячих точках». Он устал от крови и мозгов жертв на своей одежде и лице, а также от нежелания газет и журналов печатать военные репортажи между рекламой памперсов и собачьих галет. Она, собранная из кусков после взрыва бомбы, продолжает гореть жаждой подвига на манер Анки-пулеметчицы из наших «революционных пьес»: «Пока на Земле не установится справедливость, не могу выпустить из рук свой пулемет» (в данном случае фотокамеру). Хотя и ее душу посещают сомнения: нравственно ли стоять с камерой над трупами убитых детей и снимать горе матерей? Чем ты отличаешься в этом случае от папарацци, подкарауливающих знаменитостей? Там и там – делаешь себе имя на вторжении в чужую жизнь… Впрочем, «тяжелыми» темами о том, где кончаются папарацци и начинаются журналисты, популярный американский драматург заморочивается ровно на три минуты и опять соскальзывает в сопоставление «жизни обывательской» и «жизни героической».

От героев, естественно, выступает пара корреспондентов. От обывателей – бильд-редактор Ричард и его подружка Мэнди, вначале организатор светской жизни, а потом счастливая жена и мать. В первом действии Мэнди кажется реинкарнацией незабвенной людоедки Эллочки, с тем же словарным запасом и неистощимым жизнелюбием. Во втором – счастливая жена и мать, – Мэнди изрекает пассажи о семейных ценностях, любви к прекрасному и необходимости строить собственный дом, а не валандаться по местам, где тебя не ждут и тебе не рады. Расстановка оппонентов изначально обрекает обсуждение вопросов на игру в поддавки. А любое усложнение темы «человека с камерой» Дональдом Маргулисом пресекается примерно с той же решительностью, которую проявляли и все наши авторы революционных пьес, как только ставился вопрос: за что, собственно, отдают жизнь наши коммисарши…

Евгений Арье усиливает прямолинейную сентиментальность автора всеми доступными режиссерскими приемами. Спектакль идет под аккомпанемент щелкающего фотоаппарата: на экране кадры замученных детей, опухших от голода, страдающих от ран, с глазами полными слез…

Сценограф Семен Пастух выстроил на сцене «Современника» вполне убедительный двухэтажный лофт, а художник по свету Александр Сиваев наполнил его атмосферой – зимы и весеннего дождя, городских сумерек и красок утра…

Роль Сары отдана Чулпан Хаматовой, и ореол спасительницы и защитницы обиженных, прочно и справедливо осеняющий актрису, переходит к героине. И задорный стишок, в одночасье ставший крылатым: «А пятого, помятого, спасла Чулпан Хаматова», – просто кружится над залом… Актриса убедительно и победительно играет очередной вариант «голой пионерки» (в этот раз скованной бинтами, гипсовым ошейником и прочими больничными атрибутами) – прекрасной юной женщины, –которая, не щадя себя, из последних сил спасает мир. В роли Джеймса Сергей Юшкевич играет еще одну вариацию мужчины любящего, но слабого. Очень хороша их первая дуэтная сцена, когда загипсованный сверток, в котором трудно различить женские черты, буквально оживает от нежности и ласки, которыми ее окружает Джеймс. Их движения, прикосновения, обмен взглядами – тут гораздо важнее слов. Актеры играют нечто неизмеримо большее и сложное, чем озвучено драматургом.

Увы, таких «живых» моментов в спектакле мало. Напрасно Александр Филиппенко пытается как-то углубить своего пошляка Роберта, а Дарья Белоусова найти хоть какие-то живые краски для картонной Мэнди. Сюжетная схема не дает никакой возможности мало-мальски объемных характеристик персонажей, хоть каких-то объемных мыслей о мире.

Начавшись на героической ноте «слава героям-журналистам», спектакль заканчивается справкой о том, что за последнее время 103 журналиста погибли в «горячих точках». Честно говоря, весь длинный, сентиментальный многословный спектакль практически ничего к этой статистической справке не добавляет…

На улице после театра какие-то бодрые люди с диктофонами опрашивали уходящих зрителей: как понравилось? И будут ли они рекомендовать спектакли знакомым. Зрители, слегка смущаясь, рассыпались в похвалах актерскому составу спектакля, а потом решительно добавляли: но пьеса-то муровая! На нее и силы, и время как-то жалко тратить…