Posted 22 марта 2011,, 21:00

Published 22 марта 2011,, 21:00

Modified 8 марта, 06:23

Updated 8 марта, 06:23

Кинг-Конг в шкуре русского медведя

Кинг-Конг в шкуре русского медведя

22 марта 2011, 21:00
Если посадить «Самку» Григория Константинопольского в кинозоопарк, на клетке будет табличка: «Отряд китчевых, семейство стебных. Уникальный экземпляр». На смотрах «параллельного» кино, правда, видали и не такое, но в широком прокате столь безбашенного фильма еще не было.

Дрожащая от скрытого сексуального возбуждения героиня фильма, тележурналистка Лариса Дебомонова (Екатерина Вилкова) рассказывает своей видеокамере, что на Южном Урале только что поймали снежного человека. Объектив поворачивается и показывает деревянную клеть, откуда к героине рвется здоровенный парниша с мохнатым лбом, с ног до головы упакованный в меховой комбинезон (почти неузнаваемый Александр Стриженов). Вокруг – опереточные уральские мужики в пимах, армяках и зипунах. Парниша ломает клетку, затемнение, и в следующем кадре Лариса сидит уже на фоне пещеры и с еще большим (надо полагать, от страха) эротическим чувством признается, что ее того и гляди употребят.

Вспоминается анекдот, героине которого в аналогичной ситуации советуют съесть лимон, дабы стереть с лица сладкое выражение. Между тем йети, только что издававший нечленораздельные звуки, интеллигентным голосом сообщает Ларисе, что его зовут Ваня, а годков ему всего девять. Вспоминается «Рукопись, найденная в Сарагосе», где одержимый Пачеко прерывает нечеловеческий вой и говорит, что родился в Кракове.

«Вспоминается» – это ключ к «Самке», чья фонограмма и видеоряд построены из аллюзий и прямых заимствований откуда ни попадя – из анекдотов, из сказок, из фильмов и романов. Снежный человек Ваня рассказывает, что его бабка ненароком спуталась с охотником, забывшим в ее логове свои записки, – словом, врет, как Хлестаков в паре с генералом Иволгиным из «Идиота». Молчит только про свое действительное происхождение от русского медведя, заокеанской обезьяны да «зверя лесного, чуда морского» из сказки Аксакова.

Почему молчит, понятно: Константинопольский слагает свою «постмодерновую» сказку не так, как архитектор строит дом, а скорее так, как взрослый играет в детские кубики – как понесет, так и получится. А несет его с такой страшной силой, что невольно подумываешь о нарочито упоминаемых в «Самке» грибках, которыми Ваня потчует похищенную девицу, – не настолько ли они, в самом деле, глюкогенные, что захмурили вместе с героиней и самого постановщика?

Предположение, конечно, бредовое, но отвечающее на ряд вопросов. И на тот, почему героя вместо чаемого Михал Иваныча, или Мишеньки, зовут Ваней, а героиню – Ларисой вместо Маши, которой положено попасть в медвежьи объятия. И на тот, почему дико смешные эпизоды сменяются нелепыми и неинтересными, как бывает на всякой гулянке, куда попадаешь трезвым. И к чему в комедии столько пейзажей: русского человека по пьяни всегда тянет залюбоваться березкой, а то и потискать ее, как чужую жену. Юрий Клименко, конечно, прекрасный оператор и лауреат «Белого слона», но Константинопольский-то мог пожалеть зрителя, пришедшего посмеяться, и не услаждать его столько времени родными далями и миражными видами уральских мамонтов, идущих мерной чередой по просторам отчизны-матери.

Равно как мог бы не обрывать на полуслове увлекательную линию сближения Маши с медведем, а довести ее до намеченного героем финала. И произвести на свет, точнее в ночь, не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку. Со всеми вытекающими отсюда поистине сказочными последствиями.

"