Елена Исаева: "... Чтоб могла на райском пляже Вечность тихо провести"

Елена Исаева родилась в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ.

Стихи публиковались в журналах: «Новый мир», «Юность», «Дружба народов», «Дети Ра», «Современная драматургия», «Отечественные записки», «Новый берег», «Урал».

Автор поэтических сборников: «Молодые и красивые», «Меж миром и собой», «Женская логика», «Атлантида», «Случайная встреча», «Лишние слёзы», «Ничейная муза», «Стрелочница», «Сквозной сюжет», «Точка обзора», «Зона турбулентности».

Стихи переведены на английский, немецкий, французский, финский, китайский, арабский, иврит, польский, чешский, болгарский языки.

Автор пьес, которые идут во многих театрах России и за рубежом, звучат в радиопередачах. Елена Исаева написала множество сценариев, по которым поставлено более 20 телефильмов и телесериалов.

Творчество Елены Исаевой отмечено премиями: «Триумф», «Венец», «Действующие лица», Гран-при «Новой драмы», Международного фестиваля «Приз Европы».

Ведет литературную студию «Коровий брод» при МГТУ им. Баумана. Секретарь Союза писателей Москвы.

Елена Исаева создала новый жанр - поэтические пьесы. Авторское чтение Елены Исаевой звучит на различных театральных площадках Москвы. В спектаклях участвуют и другие поэты, которые читают свои стихи, актеры театров, и музыканты. И все стихи со сцены читаются наизусть. Эти поэтические спектакли составлены Еленой Исаевой, и режиссером также является она.

Вовлеченность слушателей на этих поэтических спектаклях поражает. Хотя поэты вовсе не появляются среди зрительских рядов, чтобы слиться со слушателями, как это когда-то происходило на «Таганке» при Любимове. Поэты держат дистанцию, которая начинает сокращаться, а потом вдруг исчезает...

Подбор стихов в спектаклях Елены Исаевой создает поразительную духовную драматургию. Невольно вживаешься в образы, переживаешь вместе с поэтами тексты, как действия, хотя на сцене просто читают стихи, и кроме чтения ничего не происходит. Но само чтение настолько проникновенно и захватывает душу, что голосов поэтов вполне достаточно, чтобы пробиться сквозь шум, погрузиться и уйти в мир поэзии.

По сути, стихи Елены Исаевой о неуловимости счастья.

Пути поэзии Елены Исаевой неисповедимы - она слышит материнским обостренным слухом, и перевоплощает услышанное в утонченные строки:

«И кажется, что все едино.

Но в суе дней

Хор мальчиков, где голос сына

Других слышней».

Очень значимо, сильно и навсегда свежо:

«Почему всегда сильнее тянет не туда,

Где утоляется жажда и виден край,

А туда, где жажда неутолима и нет предела»?

Строчки, которые останутся навсегда. Стрела, пущенная в цель, - летит вечно.

«Он так играет на рояле,

Как будто грезит наяву,

А мне, как в детстве преподали

Искусство, так я и живу –

С тремя аккордами в активе.

Под них на кухне всё споёшь.

Но словно мне глаза открыли,

По телу пробегает дрожь…»

Одновременно и сокрушенно, и оптимистически звучат строки Елены Исаевой, как будто они трехмерны, и имеют тени, устремленные в пространство:

«И в кухне капает вода,

А в небесах звезда мигает.

И это слово – «никогда» -

Уже нисколько не пугает».

Предельная откровенность поэта становится собственным - читательским опытом, и мы «обретаем черты»:

«Будет-будет за что карать.

Лишь бы точно вину измерить.

Я сначала училась врать,

А потом уж училась верить.

А до этого сколько лет

Я жила так легко, неспешно

И не верила в Бога, нет,

Потому что была безгрешна».

После спектаклей Елены Исаевой я всегда себя «ловлю на сетовании бесплодном», что поэзия ушла в соцсети, в Фейсбук, что тиражи поэтических книжек упали, а гонорары обнулились. Поэзия, подобна Земле, и - как пел Владимир Высоцкий - просто «затаилась на время», и еще о русской поэзии из той же песни – «как не вычерпать море».

Критик Анна Иванова описывает житейские трудности, с которыми Елена Исаева боролась, разрываясь между «творчеством и бытом»: «После окончания журфака МГУ я работала в многотиражке, и там мы сидели огромной толпой в одной комнатке. Один берет интервью, двое спорят, третий дозванивается куда-то, а ты сидишь... самое редкое столичное явление – тишина. У Елены Исаевой наконец-то появилось место для творческого уединения...».

Наш автор поэт Борис Кутенков пишет: «Елена Исаева не ведет жарких споров в Интернете, она вообще говорит немного. Но при этом успевает много сказать – не громкостью голоса, а силой слова. Любую человеческую проблему она старается раскрыть, максимально используя средства гармонии формы и содержания...».

В своем интервью с Еленой Исаевой Борис Кутенков спрашивает:

«- Стремление к простоте – органичное свойство вашей натуры или выработанная позиция?

– Стремление к простоте – это вовсе не тяга к примитивизму, а желание внятности и ясности текста. Стремление к тому, чтобы он был прочтен, если не с первого раза, то хотя бы со второго. Пушкин – очень народный писатель. Именно поэтому «и назовет меня всяк сущий в ней язык». Любой дворник понимает Пушкина лучше, чем кого бы то ни было. Есть этические принципы творчества, а эстетические могут быть какими угодно...».

Публицист Светлана Рахманова находит и дает вместе с Еленой Исаевой совет всем авторам: «Хочешь жить, умей страдать! Высший пилотаж писательского мастерства - когда читатель может идентифицировать себя с автором, восхищаясь тем, как легко, правильно и жизненно изложено им происходящее. Чтобы этого достичь, нужно читать, думать, познавать мир, осваивать творческий инструментарий, развивать свой «страдательный нерв…».

И вот стихи - точные, и прекрасные:

* * *

О, как же много, как же много

Ты мне даешь! —

И бездорожье, и дорогу,

И снег, и дождь.

Весною — васильки, ромашки,

Зимой — сугроб;

И самолет из промокашки,

Летящий в лоб.

Линейка, белый бант, пилотка,

К руке — рука.

И берег, и костер, и лодка,

И облака!

И гаммы, и портфель, и мела

О доску стук…

И «Калевала», «Консуэлло»,

И «Бежин луг».

И бар, и взгляды через стойку,

И смех в метро,

И поцелуй, и в «Джазе только…»

Мерилин Монро…

День солнечный, и день унылый,

И миг, и век.

И над отцовскою могилой

Пушистый снег…

И кажется, что все едино.

Но в суе дней

Хор мальчиков, где голос сына

Других слышней.

Ночные разговоры, строчки,

Чай, кухня, дом,

Цветочки, почки и листочки.

И все кругом!

И синий свет реанимаций,

Бинты в крови,

И театральный гул оваций,

И флер любви,

Все, все, что ты даешь с пеленок —

И дух, и плоть…

Я — твой балованный ребенок,

Господь!

* * *

Стою на самой высокой дюне

Полуострова Нида.

Слева — пресная вода залива,

Справа — соленая — морская.

Слева — виден другой берег,

Справа — только Балтийское море до горизонта.

Тянет — сбежать — спуститься к морю...

Почему всегда сильнее тянет не туда,

Где утоляется жажда и виден край,

А туда, где жажда неутолима и нет предела?..

* * *

Зажигает поздний вечер

Красным вывеску «Бистро».

Ты идешь ко мне навстречу

Возле станции метро.

Мне не горько и не страшно.

Я пройти готова сквозь.

У меня с тобой пока что

Ничего не началось…

Может, лучше — мимо, прямо —

По касательной к судьбе…

Ох, предупреждала мама —

Не знакомиться в толпе!

* * *

Еще люблю. Еще не отболело.

Вот бабочка на занавеску села.

О, Господи, как хрупко все вокруг.

И счастье нежно выскользнет из рук

И полетит в июльскую истому…

Держи его! Не отдавай другому!

Да нет же, не впрямую! За крыло

Хватать, конечно, бабочку не надо.

И пусть, и пусть в цветах чужого сада

Ей будет так же вольно и светло.

Но ты же знаешь, как спасти мгновенье

И счастье — без особого труда:

Возьми ее к себе в стихотворенье —

И вот она с тобою навсегда.

***

Уходите в море, корабли.

Оставляйте в дымке города.

Ты уже давно живёшь вдали –

С кем вы были как огонь-вода.

Ты уже с другими – как вода.

А они с тобою – как огонь.

Ты уже однажды навсегда

Поместила море на ладонь.

Виновата в этом только ты,

Что погасли все до одного.

Ведь огонь, он супротив воды

Ничего не может, ничего.

Захлестни любого, утоли,

Ты – такая вечная вода.

Уходите в море, корабли.

Оставляйте в дымке города.

***

Он так играет на рояле,

Как будто грезит наяву,

А мне, как в детстве преподали

Искусство, так я и живу –

С тремя аккордами в активе.

Под них на кухне всё споёшь.

Но словно мне глаза открыли,

По телу пробегает дрожь…

И всё становится неважно,

И споры сходят на ничью,

Как на кораблике бумажном

Плывёшь по быстрому ручью:

Сначала просто интересно –

Жизнь, флейта, дудочка, труба;

Но – симфоническим оркестром

Вдруг начинается судьба!

Она вступает там, где нужно –

Где океан принять готов –

И ты теряешься жемчужиной

В такой гармонии миров.

Она вступает мощно, твёрдо,

Боль настигает, как гроза…

Я не хочу! Мне б трёх аккордов

Вполне хватило за глаза.

***

В чём любви моей причина?

Что вдруг может покорить?

Этот жест, когда мужчина

Наклонился прикурить,

Как прохожему кивнул он,

За огонь благодаря...

Дым летит с московским гулом

За леса и за моря.

А до счастья - кто же знает –

близок путь или далёк?

Двери рая открывает

Сигареты огонёк.

Бог разглядывает с новым

Выраженьем на лице

Нас, стоящих на Садовом,

Очумительном кольце

***

Я б не завидовала Анне –

Завидовать ей поздновато.

Но! Амедео Модильяни! –

Какая звукопись, ребята!

Какая лёгкая походка –

Монмартр, кафе, береты, блузы…

Какая редкая находка

Для русской утончённой музы.

Художники, эстеты, франты,

Случайные шальные франки.

Д Анунцио, Бодлер и Данте,

Цитируемые по пьянке.

Абсент, смеющийся в стакане,

Тоска по солнцу и Тоскане,

Набросок, сделанный в подарок,

Где линии, как нити парок…

И – гениальности на грани –

Бессмертным отраженьем в Лете –

Её лицо в оконной раме,

Его шаги в парижской рани –

На всё двадцатое столетье –

Ахматова и Модильяни.

***

и разъезжаются ночью

По городу в быстрых такси,

И снег разлетается в клочья –

Спаси меня, сердце спаси!

Сама ведь хотела (не так ли?)

Побыть хоть немного собой…

Кончаются в театрах спектакли,

Актёры уходят в запой.

Полюбят, поманят, закрутят,

Ну, что же попробуй – кружишь!

Неужто вот это и будет

На память про долгую жизнь?

Но ты ведь и здесь одиночка.

И ночь не приемлет таких.

Тебе б только выловить строчку

Из жизни безудержной их.

***

Жизнь ничего не украдёт,

Она однажды всё воздаст вам.

И вдруг такая ночь придёт,

Где время сходится с пространством!

Достать до неба и до дна

Ты одинаково готова.

Ты с тем и там, где быть должна.

И нету ничего другого.

И всё срастается в душе,

И всё вокруг тебе послушно,

И на судьбинном вираже

Ты балансируешь воздушно.

И в кухне капает вода,

А в небесах звезда мигает.

И это слово – «никогда» -

Уже нисколько не пугает.

* * *

Судьба дарила в полной мере

Из рукава любой руки!

В пельменную на бэтээре

Меня возили мужики!

Виват, советская наука! —

В тот миг счастливейший сполна,

Где я рукой машу из люка,

Где — бауманцы и весна!

Виват — годам восьмидесятым,

Где начинается барьер.

Ещё не уступает Штатам

«Ракетный колледж СССР».

Ещё не все ушли на рынок,

Ещё не проданы умы,

Ещё ведётся поединок

За то, что называлось «мы».

…Они расстанутся навеки:

Уедет Глеб, сопьётся Стас,

Максим, чтоб выжить, за копейки

Две диссертации продаст...

Своей ненужные отчизне,

Высокопарно говоря,

Они мертвы уже при жизни,

Которая промчится зря.

Все их открытия откроют

В какой-нибудь другой стране…

Они «Столичные» докурят,

Они пельменей купят мне.

И под Высоцкого — по мосту —

До всех трагедий и обид…

… Там, за Лефортовским погостом

Ещё пельменная стоит.

* * *

М.Угарову

Пойдём осваивать Висбаден —

Довольно в номере лежать!

Мне, в общем, ничего не надо.

Но нам же скоро уезжать!

Пойдём ходить по магазинам

И трезвыми, и подшофе,

К случайным припадать витринам,

Сидеть на улицах в кафе,

Пойдём дышать страной чужою

И впечатления беречь,

И нашей русскою душою

Осваивать чужую речь.

…Но чем-то на Россию малость

Похожи здешние края —

Средневековую усталость

На лицах женщин вижу я.

* * *

Паше Лукьянову

Ах, жить бы — по свету порхая!

Всё кажется — трудно живёшь.

Но этот звонок из Шанхая,

Где плюс восемнадцать и дождь…

Казалось бы — не разобраться

В своей очень сложной душе.

А Пашка сидит у китайцев

На двадцать втором этаже!

Он жизнь познаёт — как придётся —

Не только над белым листом.

Ну что ж, долетайте до солнца!

И мне расскажите потом.

* * *

Спектакли все отыграны,

Прокручено кино —

Всё выбрано, всё выбрано,

Всё выбрано давно.

Плохое ли, хорошее —

Не стоит ворошить,

На то оно и прошлое,

Чтоб больше им не жить.

Там шилось платье летнее,

Кололись пальцы в кровь...

И первая, и третья,

И пятая любовь.

Ты то в разлуке таяла,

То в нежности цвела...

Ахматова, Цветаева

И прочие дела.

Зачем мне сердце трогаешь,

Так мягкой лапой зверь?..

Всё выбрано, но только лишь

Случайно скрипнет дверь...

* * *

В прежнем зеркале увидишь меня ли? —

Будешь вглядываться — не ошибись.

Очень долго мне стихи заслоняли,

Заменяли настоящую жизнь.

Ни за что — ни за высокие чувства,

Ни за вечность, ни за славу и хлеб...

Пусть искусство только ради искусства,

А не ради сотворенья судеб.

Ни за что — ни за создание мифа,

За божественное это враньё...

Но опять приходит в голову рифма,

И не скрыться никуда от неё.

***

Жасмин расцвёл и радует глаза –

Ещё какие в мире чудеса?

И божия коровка на заборе,

И прочих мелочей прекрасных море,

Которых раньше я не замечала –

Несчастная любовь мне омрачала

Весь мир. И задохнуться в ней рискуя,

Я воспевала красоту мужскую –

И абрис губ, и контур подбородка…

И я смотрела трепетно и кротко,

Не понимая больше ничего.

Во всех, во всём я видела его.

Но сколько можно? Слёзы и разлука…

Трагедию побарывает скука.

Трагедия становится скучна,

И вот тогда кончается она,

Как будто с глаз спадает пелена.

И вот – другая в жизни полоса:

Жасмин расцвёл и радует глаза.

* * *

Будет-будет за что карать.

Лишь бы точно вину измерить.

Я сначала училась врать,

А потом уж училась верить.

А до этого сколько лет

Я жила так легко, неспешно

И не верила в Бога, нет,

Потому что была безгрешна.

* * *

За разговорами, за чаем,

За тем, что в комнате тепло,

Мы постепенно замечаем,

Что дело к ночи подошло.

А Бог глядит с иконы прямо.

Хотите — верьте иль не верьте.

Побудь со мной подольше, мама.

Кто знает, что там —

После смерти?..

Закон спирали или круга?

И тот ли взгляд, и то ли имя?

И встретим ли мы там

друг друга?

И если встретим, то — какими?

Не сгинем ли, не одичаем?

Вдруг в разные пространства ухнем?

И можно ли там выпить чаю

И посидеть вот так на кухне?

Что Бог «решит» судьбу итожа, —

Не разглядеть за т о й излукой.

Прости нам маловерье, Боже,

И не наказывай разлукой.

***

У волков это форма доверия —

Если голову в руки дают.

Неприкаяннее и чудеснее

Головы не держала в руках.

Но за это бывает возмездие —

Жизнь моя разлетается в прах.

И не надо глаза мне завязывать,

Если будешь меня убивать.

Я умею и песни заказывать,

И судьбу себе. Стихнет кровать.

Потрошенная, ливнем промытая,

Добреду до кафе на Страстном.

Буду в чашку смотреть недопитую,

Недобитую — с треснутым дном.

И подруга, слегка оробелая

От молчанья — озноб по спине,

Будет руку поглаживать белую

Мне в моем летаргическом сне.

Кто там смотрит из недр мироздания?

И какая там, к черту, звезда?

«Жить не хочешь?» — молчу от незнания.

«Хочешь яблоко?» — «Яблоко?.. Да».

* * *

Прости мне обидное слово,

Я вовсе не из своенравных.

Я просто любила такого,

Которому не было равных.

Прости, что мне выбора нету,

Что вновь оживу я едва ли.

Когда появлялся он где-то,

Все женщины там замолкали.

Из космоса вечностью дуло,

Душа в поднебесье взмывала...

Теперь, говорят, он — сутулый,

Седой и от жизни усталый.

Прости мне, что прошлое давит,

Что нету на свете другого

И что ничего не исправят

Ни космос, ни вечность, ни слово.

* * *

И был октябрь. И был апрель.

И дождь, как божья милость.

И столько раз открылась дверь,

И столько раз закрылась.

А я была почти золой,

Развеянной, остылой.

И я летала над Москвой,

Как над своей могилой.

Но сколько душу ни трави,

Она опять окрепла —

И я восстала из любви,

Как восстают из пепла.

* * *

Сквозь дым, сквозь платье выпускное,

Окно, сирени кисею —

«Не уходи, побудь со мною,

Я так давно тебя люблю...»

Сквозь перекрестки, скверы, парки,

Сквозь институтский коридор,

Такси, случайные подарки,

Сквозь слезы, грезы, смех и вздор,

Сквозь раненый мотив знакомый,

С пластинки льющийся, как кровь,

И сквозь мою любовь к другому —

Большую, сильную любовь —

Сквозь все, что так манило ложно,

И что себе придумал ты,

Сквозь «никогда», сквозь «невозможно»

И все сожженные мосты,

Сквозь тишину, что перепонки

Пугает так — хоть закричи!

Сквозь радость моего ребенка,

Когда он рушит куличи…

Сквозь одиночество, болезни,

Потери, беспросветность дней

(Хоть просьбы нету бесполезней,

Глупей, прекрасней и сильней),

Сквозь жизнь, сквозь все пережитое,

Сквозь все, что будет впереди

(Как трудно — самое простое), —

Побудь со мной. Не уходи.

* * *

Меня не любили поэты —

Поэтов любила сама.

Любовью ничьей не воспета,

Я их обходила дома.

Не мучила, ночью не снилась,

Не злилась, практически, нет,

Когда оценить доводилось

Не мне посвящённый сонет.

И ни для кого не обуза,

Беспечно кивнув головой,

Я, словно ничейная муза,

Ночной улетала Москвой.

И где-нибудь вовсе некстати,

На чьих-то несома руках,

Я слушала о сопромате,

Об опытах на червяках.

И рифмы ко мне приходили,

Качаясь на гребне строки...

Меня инженеры любили,

Биологи и моряки!

* * *

Встанешь где-то посредине

Жизни — ночью — в октябре —

К лунной припадёшь картине —

Сквозь окошко — во дворе.

Вспомнишь, сколько всякой боли

Было здесь — в твоём дому,

Но не взмолишься — доколе,

И не спросишь — почему.

Пусть оплачено слезами

Всё, чем дышишь и живёшь,

То, что ты уже сказала,

Не задушишь, не убьешь.

И спокойно, и сурово

Оттого глядишь в окно.

Не обманет только слово.

Только слово. Лишь оно.

Может быть, совсем не ново

Подводить такой итог:

Не обманет только слово,

Только Слово. То есть Бог.

* * *

Нарушив долгих дней закономерность,

Я покупаю платье без примерки.

Не надо проверять меня на верность.

Я, может быть, не выдержу проверки.

Я, может быть, не выдержу разлуки

И побегу за первым за похожим,

И буду говорить: «Какие руки...»

А он мне будет говорить: «Какая кожа!..»

И буду с ним ходить по ресторанам,

Заказывая очень дорогое,

Довольствуясь мучительным обманом

И письмами тебя не беспокоя.

И это платье розовое, в блестках

Надену и пойду легко и гордо.

Он раздражится, скажет: «Слишком броско».

А я ему скажу: «Пошел ты к черту!»

И он ответит мне такую скверность,

Что даже не хочу запоминать я.

Ведь я-то знаю, что такое верность —

Ночь, музыка и розовое платье.

ДЖЕММА – ЖЕНА ДАНТЕ

Муза, ты в каком придёшь обличье,

Выберешь кого и почему?

Всем известно имя Беатриче,

Джеммы – неизвестно никому.

Кто свечу свечой заменит ночью?

Кто стакан наполнит молоком?

Только Биче видит он воочью,

А с женою словно незнаком.

Он поэт. Он боль свою умножит

Через песню, он раздует страсть.

Кто листки разрозненные сложит,

Соберёт их и не даст пропасть?

Кто, свою соперницу оплакав,

В вечность для неё откроет дверь?

А мужчина вечно одинаков –

Что века назад и что теперь.

Есть в судьбе вопросы без ответов,

И о них задумавшись не раз,

Отвергайте, девушки поэтов –

Жёны их увековечат вас.

***

Не стишок, а так – ремарка,

Упражненье для души.

Алигьери и Петрарка

Жён прославили чужих.

Почему так происходит?

Это, ох, не нам решать.

Но гармонию в природе

Не пристало нарушать!

Богу сверху всё заметно,

А века проходят – вжих…

Нам приходится ответно

Воспевать мужей чужих.

***

Чем диктуются стихи,

Если не любовью?

Пересчитаны грехи,

Перемыты кровью

И поставлены рядком

У преддверья рая.

И за кофе с молоком,

Что с тобой пила я,

И за прочие часы,

Коих так немного,

Их положат на весы

Перед ликом Бога.

Стрелка поползёт куда? –

Вовсе неизвестно,

Перетянут ли года,

Где жила я честно.

Богу всю меня видней

И анфас, и в профиль.

Может быть, всего честней

Был вот этот кофе…

СТРЕЛОЧНИЦА

Нине

Ото всех отдалиться, забыться.

И своих, и чужих сторониться.

Только домик, крыльцо и собака.

И вода из железного бака.

Печь топить и смотреть на поленья

Без обид, без потерь, без волненья.

Но… Ты слышишь, как движется поезд,

Рельсы глухо гудят, беспокоясь,

И тебе эту дрожь отдавая.

Ну, иди - ты одна тут живая!

Ты одна переводишь тут стрелки.

Все другие заботы так мелки!

Все другие земные заботы…

Нет ответственней этой работы.

Без обид, без потерь, без волненья.

Мир беспомощен в это мгновенье,

Как младенец, и сон его сладок.

Но поддерживать надо порядок.

Через годы, разочарованья,

Через страны, моря, расстоянья,

Через травки-былинки, планеты,

Через все мировые секреты,

Кои знать тебе вовсе не нужно,

Чтобы с Небом сотрудничать дружно –

Только сделать движенье рукою,

Дисгармонией не беспокоя

Мир. Чтоб не было в мире трагедий.

Поезд дальше промчится, проедет.

Огоньки его скроются где-то…

Не ищи никакого ответа.

***

Ты просишь мыслей философских,

А не лирическую грусть…

Но я от улочек московских

В стихах никак не оторвусь.

И мне неинтересен вовсе

Космический на вещи взгляд,

Мне важно – почему ты бросил

Меня пятнадцать лет назад.

И почему сегодня снова

Со мной по лужам – в никуда…

Но ты - всё про «контекст» и «слово»,

Как и тогда, как и тогда.

Пора менять, что раньше было,

Чтоб удивляла рифм игра…

Наверное, ты прав, мой милый,

Менять, действительно, пора.

Тебя. И рифмы. И погоду.

Другими ритмами дышать.

А чем запомнимся народу,

Так это ж ведь не нам решать.

***

Мне говорят: «Ты где?» - а я в полёте!

Я упиваюсь мелочью любой.

Как хорошо сидеть в кафе напротив

Тебя и разговаривать с тобой.

И в целом мире только этот столик –

Он в облаках царит над суетой.

Слова ложатся сами прямо в столбик

И рифмой завершаются простой.

И, может, где-то солнце угасает,

А где-то люди проливают кровь…

Но в этот миг вселенную спасает

Любовь моя, любовь моя, любовь…

***

Внешне он совсем не изменился,

Изменилось что-то там – в душе.

Год назад от счастья он светился,

А теперь не светится уже.

Очень глупо спрашивать мужчину:

«Почему не светишься? Ответь!»

Нужно просто, не узнав причину,

Мужественно в сторону смотреть.

Мужественно нежно улыбаться,

Словно всё по-прежнему пока.

И рукой щеки его касаться,

Только чтоб не дрогнула рука.

И, загадкой этой поражая

И чужих, и дальних, и своих,

Нужно жить, светиться продолжая -

Неостановимо – за двоих.

И глаза, как зеркала, умножат

В этом свете всю твою любовь.

И не засветиться он не сможет

Вновь!

***

Музыкант на трубе

Просит мелочь так страстно!..

И тоска по тебе

Заполняет пространство.

Как удушливый смог,

Облепляющий щёки…

И любовь между строк,

Заслонившая строки,

Заслонившая тех,

Кем живу и болею.

И единственный грех

Оправдать не сумею:

Я меняюсь, в судьбе

Лишь одно постоянство –

Что тоска по тебе

Заполняет пространство.

***

Я забыла, что надо краситься,

Я – природная, как озон.

Море пенится, море ластится,

Море в явь обращает сон.

Я в коротеньком сарафанчике,

Это нечего отрицать.

Что за взгляды мне дарят мальчики!

А я старше их лет на «цать».

Я – весёлая, не угрюмая,

Привкус персика на губе.

Я не думаю. Я не думаю,

Я не думаю о тебе!

***

Да нет, я вовсе не пророчица,

Но своего дождавшись часа,

Другая женщина закончится,

Как долгий привкус ананаса,

Который съели в прошлом месяце.

А я - с тобой останусь, милый,

И поплыву в метро по лестнице,

Где столько всяких женщин плыло

С тобою вверх и вниз, и снова я

Глаза в глаза тебя увижу.

И вот тогда я стану новая,

И вот тогда мы станем ближе.

***

На Садовой, Трубной или Мытной,

Где бродить назначено судьбой,

Я уже не буду беззащитной

И открытою перед тобой.

Буду я гулять - какая прежде –

Мёртвая, весёлая, одна -

Неподвластна никакой надежде,

Никакой любовью не больна…

***

Вижу - рвутся незримые нити.

(Высоко не летай - поделом) -

Их случайно мой ангел-хранитель

Зацепил, пролетая, крылом.

Где-то вдруг обрывается скерцо,

В облаках произносится: «Ах!..»

Это падает-падает сердце,

Белый ангел мой в чёрных тонах...

Я последнему трепету внемлю.

Приближаются лес и цветы...

Не роняй меня с неба на землю -

С невозможной твоей высоты...

***

Ты - моё ранение сквозное,

Ты - моя свобода и тюрьма.

Знаешь, так сады цвели весною,

Что казалось - я сойду с ума.

Так сентиментально, так банально

Облетала яблони пчела,

Жизнь воспринималась так буквально,

Словно раньше я и не жила.

И не нужно было ничего мне,

А теперь мне нужно всё вокруг.

Эту ветку белую запомню –

Главною из жизненных наук –

И тебя. Смущённый, поражённый

В ослепительном сиянье дня,

И вокруг, тобой преображённый

Мир жужжит конкретно для меня.

Стоя среди яблочного зноя,

Понимаешь - горе от ума.

Ты - моё ранение сквозное.

Ты - моя свобода и тюрьма.

***

Разлюблю. Наступит пустота,

Вакуум - без воздуха и звука.

И опять всё с белого листа.

Господи, какая это мука!

* * *

Забывала реалии все я

Нашей жизни и слушала лектора.

И влюблялась не в Одиссея —

В Гектора.

Потому что он погибает,

Потому что жена и сын, а не всякие там Калипсо,

Потому что по женщинам, словно по кочкам ступая,

не потопляем,

Одиссей обязательно выплывет, выкрутится, возвратится.

Возвратится не оттого, что так дорога Итака,

А потому что смысл всех дорог — в одном возвращении.

И я выходила вечером под медленный снег с журфака

И смотрела на встречавшего меня мальчика —

снизу вверх — с восхищением.

И был он совсем не Гектор, а типа

Парня с Итаки, потому что в реальности, в юности, знаешь,

Жизнь мелькает картинками — наподобие клипа,

И ничто постоянное неинтересно,

а интересно то, что теряешь и возвращаешь…

Теряешь и возвращаешь…

Я была еще глупая, не того я держалась вектора.

Я не знала, что сколько ни мучайся, ни умирай вся,

Потерять навсегда можно только Гектора,

А Одиссея, не потеряешь, как ни старайся…

* * *

Суеверие вовсе не каждого губит.

Лепестки я упорно пускала в полет,

И на третьей ромашке мне выпало «любит»,

А сначала, что «плюнет»

и «к черту пошлет».

И поднявши глаза от июльского сада,

Я победно откинула челку со лба,

Потому что я выбрала то, что мне надо,

А не то, что навязывала судьба.

* * *

Легок, как случайная связь,

Ветер приласкал на бегу.

Я тебе ни в чем не клялась

И винить себя не могу.

Скоро будет Яблочный Спас.

Слезы отложу на потом.

Ты меня немножечко спас,

И тебе спасибо на том.

В опыте наметился сбой —

Сохнет на губах молоко…

Просто я играла с тобой

В женщину, с которой легко.

* * *

Они войдут (и негде спрятаться,

Не остановит их никто!) —

Красивые, как два гестаповца,

В шуршащих кожаных пальто.

Я книгой заслонюсь беспомощно,

Я в книгу опущу глаза...

Поэты, проходимцы, сволочи —

С такими жизнь прожить нельзя,

Но... посмотреть еще минуточку —

И что-то стронется в судьбе,

И я, зародыш, институточка,

Открою женщину в себе.

***

Научусь расставаться. Пора

Новый опыт, не читанный в книжках,

Обрести. И потушится бра.

И не надо отчаяний лишних.

Отрешенно замечу, что – да,

Слишком много и глупо смеялась,

Что легко уходить навсегда.

Впрочем, раньше-то и не пыталась.

А тебе как же быть, если стих

Нежный ветер, ласкавший незримо?

Не скучай. Будет много других

Кораблей, проплывающих мимо.

***

Вот такая картинка – рыбачий баркас.

Век неважен, лишь синее с алым,

Запах мидий и сети – все как на заказ,

Как в кино со счастливым финалом.

Ты даешь мне возможность стоять на ветру,

Повторять в онемении имя...

Это детское чувство, что я не умру,

Как бы ни было там с другими.

Для несчастий мы недосягаемы тут,

Потому что, спасаясь друг другом,

Обретаем надежду, что нам воздадут

По молитвам, а не по заслугам.

***

Они сливаются в одно:

Неважно – кто там сверху, снизу...

Но кто-то первым все равно

Включить захочет телевизор!

Но кто-то первым отстранит

Другого – типа, передышка...

На самом деле – все, финит

А-ля... дописанная книжка.

***

Знаешь, это все болезни роста.

Спросишь, как депрессию лечить?

Отвечаю – в целом, очень просто

Чудо от нечуда отличить:

Пусть тоска ознобом, как простуда,

Лучшие мгновения крадет, –

Даже если ты не веришь в чудо,

Все равно оно произойдет.

***

Солнце яркое палило.

Я по набережной шла

И кого-то позабыла,

А кого-то предала.

Проплывал кораблик дальний,

В небе реял самолет.

Я не стала идеальной,

Ну, не получилось вот...

Как хотели баба Рая,

Тетя Дина, вся родня,

Что, с небес теперь взирая,

Может быть, простит меня,

Чтоб могла на райском пляже

Вечность тихо провести.

И себе самой я даже

Не завидую почти.

Н.Ф.

И когда завоет «скорая»,

До носилок сузив мир,

Запах дома всеми порами

Проплывая меж квартир,

Будешь судорожно впитывать.

Вот уже подъезд и двор.

Вот по небу ветки липовые

Начертали приговор –

Крест. Снесут в обитель лучшую

По ступенькам без перил...

Я не слушала, не слушала

Всё, что ты мне говорил...

***

Тупо смотришь в ночное

Лобовое окно.

Было счастье ручное –

Приручилось оно.

Мир, представший непресным,

Заискрился слепя,

Но казалось нечестным

Взять его для себя.

Ожидая ответа –

Ниоткуда и вдруг –

Заслужил ли ты это

Отрешенье от мук? –

Тупо смотришь на дворник,

Побеждающий дождь.

На каникулы, школьник,

Ты уже не уйдёшь.

Не рыдая, не ноя,

Знай, тебе повезло:

Передышка – ночное

Лобовое стекло.

***

По весне вспоминаешь, что запрещала себе говорить.

Забивала себя работой, заботами рот затыкала.

Думала – научиться курить,

Но стресса для этого, видно, пока что мало.

Зато научилась чувствовать наполовину, так,

Чтобы не выпустить бури из подсознанья,

И если прохожий плечом толкнёт, то сказать: «Дурак», –

Но про себя и прощая его заранее.

И когда загуляет Анька: «Я сегодня, знаешь ли, не домой...» –

Скажет, однозначно так улыбаясь –

Эту радость усвоить, как витамин, самой –

Вспомнить, что не способна на зависть.

И уже не бояться, что если откроешь рот,

Может случиться, что не издашь ни звука,

Значит, научишься молча идти вперёд.

Где обновление – там непременно мука.

Что ж теперь делать, если кризис среднего

Возраста грянул вместе с кризисом мировым?

Верить, что нет во Вселенной числа последнего,

Сладко вдыхая сжигаемых листьев дым.