Posted 22 января 2015,, 21:00
Published 22 января 2015,, 21:00
Modified 8 марта, 03:50
Updated 8 марта, 03:50
Актер Артур Смольянинов
– Артур, как вы вообще решились на режиссерский дебют? Назрел кризис в отношениях с режиссерами?
– Просто сделал то, что хотел. Самоцели поставить спектакль и повесить дома табличку «Я – режиссер» не было. Мой друг Боря Андрианов, виолончелист, делает свой фестиваль «Vivacello». Собственно, он предложил: «Давай вместе что-нибудь сделаем. Ты почитаешь, я поиграю». «А что? – говорю, – давай подумаем». Мне пришло в голову «Посвящается Ялте» Бродского. Это произведение я давно люблю, еще с института. Оно во мне бродило и вот добродило – пришло время пробовать. «А что ты играть будешь?» – спрашиваю Борю. И он ставит мне Первую сонату Шнитке для виолончели и фортепиано. Я говорю: «Ну, круто! Они как будто созданы друг для друга». Я бы вообще не назвал это спектаклем в общепринятом смысле слова. Это очень простая лаконичная история: есть прекрасные стихи и есть прекрасная музыка, которым достаточно подобрать правильное минималистичное оформление. По сути, они здесь два главных героя. И моя основная цель была их совместить – почитать Бродского и поиграть Шнитке, а не делать театр-театр.
– Вчера специально перечитала. Поэма Бродского – она же про иррациональность жизни, про то, что «здравый смысл» часто не работает. Вы на себе это ощущали? Попадали в ситуации, которые ну никак не хотели проверяться логикой?
– Меня смутило слово «иррациональность», оно деструктивное. А мне как раз кажется, что это про простоту жизни, про то, что все гораздо проще. Очень много мы себе придумываем, чего нет на самом деле, и тратим на это очень много времени совершенно попусту.
– Бродский говорит: жизнь случайнее, чем нам кажется. Само присутствие человека в этом мире – случайность. Но вот вам разве не хочется верить, что в жизни все не случайно?
– Я в принципе довольно осторожно и с недоверием отношусь к любого рода обобщениям. Нужно отталкиваться от конкретных примеров.
– В одном из интервью вы говорили: «Я встречал в жизни много людей, которые расширяли меня, поднимали, как горячий воздух – воздушный шар». Кого вы прежде всего относите к этим людям?
– Безусловно, это мама, потому что все закладывается в детстве. Очень многое всплывает оттуда в течение жизни. Просто довольно долгое время мы это не осознаем. Безусловно, Валерий Приемыхов, потому что привел меня в кино и в картотеку «Мосфильма»... Людей, которые давали мощный импульс к развитию, на самом деле было много. Они и сейчас есть. Но мне бы не хотелось их значение преувеличивать. Чем мне не нравится метафора про воздушный шар: он неуправляем, куда ветер подул – туда и полетел. Все-таки я не воздушный шар. Пусть будет самолет – все же лучше, когда сам летишь, на своих крыльях, на своем топливе. Безусловно, я испытываю чувство благодарности к тем людям, которые помогали мне набирать высоту. Но сказать: «Где бы я был, если б не они» – не могу. Это не вполне объективно. Все равно рассчитывать надо в первую очередь на себя.
– Кстати, на вопрос, кто вам в жизни помогает, вы, как мизантроп, ответили: «Уединение. Чем меньше вокруг людей, тем лучше». Вы в себе это побороли?
– Нет. Более того, я бы сказал, что утвердился в этой позиции и продолжаю утверждаться. Я глубоко убежден, что каждый человек – это замкнутая экосистема. Каждый выбирает то, что ему органично – одиночество, парное, коллективное или стадное существование. Опять же, говоря об одиночестве... Когда понимаешь, что ты сам по себе, что никто за тебя не сделает, ничего не будет происходить само собой и с неба на тебя не упадет, это очень сильно отрезвляет и мобилизует.
– Судя по вашему участию в благотворительных акциях и их большому числу вы совсем не мизантроп, а скорее филантроп.
– Понимаете, я пытаюсь минимизировать общение с людьми, просто потому, что особенно не испытываю в нем потребности. Но я не мизантроп. В том смысле, что у меня нет отвращения или острого неприятия себе подобных вообще. «Вообще» ничего не бывает. Все зависит от конкретного человека и ситуации. А помогать – это нормально, и не стоит придавать этому особое значение, заострять на этом внимание. Грубо говоря, идешь по улице, видишь – человек лежит. Помог ему подняться – и пошел дальше.
– Ну, не скажите, человек может часами лежать, а люди будут идти мимо.
– Не обобщал бы, разные люди есть. Один взрослеет раньше, другой позже, третий не взрослеет вообще. Нужно каждый отдельный случай обсуждать особо. А может, и не нужно. Ну, прошел ты мимо, не помог, но лучше чувствовать себя не стал. Можно только надеяться, что сам придешь к другой модели поведения. Я против принуждения, настойчивых и навязчивых призывов. Мне-то как раз кажется, что благотворительность сейчас в тренде, в смысле внешних проявлений, привлечения внимания. Это очень-очень модная активность.
– Модная?
– Ну, как сказать. Ее много. И слово «модное» может быть применено в позитивном контексте. Модное – это то, что привлекает всеобщее внимание, и то, что многие люди хотят делать немедленно.
– В новогодние праздники особенно много благотворительных акций. Как думаете, почему театры почти не проводят благотворительных спектаклей? Даже в «Современнике», где Чулпан Хаматова, наверное, полтруппы привлекла к благотворительности.
– Во-первых, мы играли благотворительные спектакли. Почему это не происходит на регулярной основе, я не могу сказать. Мне кажется, что делать это вообще, а не в связи с конкретным запросом – довольно странная затея и скорее позерство. Но когда режиссер Володя Агеев тяжело болел и нужно было срочно собрать деньги на лечение, мы играли. Во-вторых, у «Современника» есть подшефный детский дом. Мы не играем для детей на выезде, но я знаю, что некоторые ребята ходят к нам на спектакли. И каждый год мы сбрасываемся им на новогодние подарки. Опять же, я никого в свою веру обращать не собираюсь. Мне важно, что делаю я и люди рядом со мной. Свои люди – те, кто смотрит на жизнь схожим образом, те, с кем мне по пути.
– Знаете, во Франции очень популярно лото, в которое играют все, от детей до стариков. И есть благотворительное лото, то есть все средства от продажи билетиков идут на неотложную помощь.
– Я знаю много похожих примеров. Есть карточка Сбербанка «Подари жизнь», есть масса товаров: расплачиваешься – и с каждой покупки определенная сумма идет на благотворительность. С этим до недавнего момента все налаживалось, но опять стало странно, непонятно и довольно тревожно. Человек когда начинает смотреть вокруг? Когда у него у самого все в порядке, и ментально, и материально. Все это очень взаимосвязано. Чем больше людей, которым хорошо, тем больше они начинают обращать внимание на то, что происходит вокруг, и помогать тем, кому плохо. Благотворительная жизнь Российской Федерации бурно развивалась последние несколько лет. Но сейчас ударил кризис, и, думаю, неизбежно возникнут проблемы. Хотя все поправимо. Главное, что люди, которые на этот путь встали, которые осознанно этим занимаются, они уже никуда не денутся. Их сознание уже эволюционировало.
– По всему городу висят билборды: «Будь современным, иди в «Современник». А что значит быть современным?
– Ну, это просто рекламный слоган, основанный на созвучии.
– И все-таки, что он транслирует? Современный человек – это активный потребитель современной культуры?
– Подождите, не только потребитель, но и производитель. Понимаете, слово «потребитель» настолько дискредитировали и замылили, что оно стало нарицательным понятием со знаком минус. Мы все потребляем каждый день еду, информацию. Это естественный процесс. Солнце, «потребляя» собственные атомы гелия и водорода, производит свет и тепло. Вопрос в том, что мы создаем? Давайте по-другому. Что значит несовременный?
– Несовременный человек – это, наверное, тот, кто все время оглядывается назад, ностальгирует по прошлому, а в настоящее вписывается с трудом.
– Ок, вот мы и ответили на вопрос. Современный человек – тот, кто живет настоящим. Это понятие, наверное, не культурное, не обывательское, а ментальное в первую очередь. То есть современный человек живет сегодняшним днем, здесь и сейчас что-то делает, что-то созидает.
– А рабочие процессы по-современному в театре «Современник» настроены? Что вам хотелось бы улучшить? Вы же прямолинейный человек...
– Я могу быть прямым и жестким, если это необходимо в определенных обстоятельствах, но возводить прямоту в абсолют, как и любое другое качество, превращать его в умозрительную самоцель просто глупо и бессмысленно. Повторюсь, те или иные качества необходимо проявлять исключительно в определенных обстоятельствах. В данном случае совершенно бессмысленно рассказывать вам о наших внутренних проблемах, потому что реально это ничего не изменит, а людей задеть может. В конце концов, есть дело личное, а есть общее. Так вот это дело наше личное. Если меня что-то не устраивает, я спокойно об этом конкретному человеку скажу, и мы спокойно и без лишних рефлексий проблему устраним. Если смотреть на жизнь конструктивно и созидательно, то на недостатках не стоит зацикливаться – их нужно устранять и двигаться дальше. Для этого нужна воля человека, но прежде всего должно быть уважение к себе и соответственно к своей работе и к окружающим тебя людям. Вот как раз отсутствие самоуважения – основная причина многих проблем в нашем обществе. Это ментальная проблема незрелого, инфантильного сознания. Она не сегодня возникла: долгое время в нашей стране сознание человека формировалось в атмосфере тотальной безответственности и страха. Обобщать, конечно, неправильно, но в массе своей люди часто руководствуются принципом «Я – не я, и жопа – не моя».
– И боятся окрика.
– Это вообще боязнь проявить инициативу и быть в худшем случае уволенным... Это же все откладывается в подсознании и быстро переходит в рефлексы. И передается по наследству. И человек может только сам, возвращаясь к теме одиночества и самоуважения, ощутить в полной мере, осознать, что он есть, что он целен и самодостаточен, что только от него зависит его жизнь и счастье. И никто, кроме него самого, ему в этом не поможет. Это только его путь, и ничей больше. Процесс это не быстрый, не мгновенный, как и все в природе, но, как говорится, было бы желание...
– Какое событие 2014 года вы взялись бы экранизировать или сделали темой спектакля?
– Не знаю. Я не Оливер Стоун – бежать скорей снимать про башни-близнецы, которые еще остыть не успели. Мне кажется, войны начинаются и заканчиваются, но это не значит, что каждую надо экранизировать и немедленно. Понимаете, если делать это всерьез и ответственно, а не с тем, чтобы привлечь внимание и пошуметь, то нужно выдержать паузу. Чуть-чуть отойти и посмотреть со стороны. Сегодня о событиях 2014 года возможно кино исключительно конъюнктурное. Фильм объективного характера снять нереально – и не надо спешить.
– Вы еще в 2010 году заметили, что русское кино находится в состоянии депрессии, как и страна, которая показана как страна дураков, алкоголиков и воров. Почему же мы продолжаем кричать, что Россия – великая держава?
– Я не кричу. Вы кричите?
– Нет, но 80% населения страны, судя по рейтингам, эти настроения разделяют.
– Проблема в том, что очень многие люди не способны мыслить самостоятельно и формировать свою точку зрения в зависимости от собственных взглядов на жизнь – просто потому, что их, этих взглядов, нет. Они по разным причинам не сформированы. Что им остается делать? Ну, скучно жить людям. А кричат громче всех обычно те, кто ничего не делает. Опять же, когда я говорил, что русское кино в депрессии, я на многие вещи иначе смотрел. У нас есть разное кино. Но очень важно, с какой интонацией оно сделано. Я против любых крайностей, что ура-патриотических, что пораженческих – и то, и другое позерство. Или «вот, б.., какой я хороший!», или «вот какое мы говно, смотрите!». Это очень дешево и скучно. И не имеет отношения к творчеству.
– Возвращаясь к Бродскому. Самое интересное в нем – его философия. Она читается с листа, но как ее со сцены прочитать?
– Бродский не философ, в том смысле, что он не задавался целью сформировать стройную экзистенциальную концепцию, этакий универсальный рецепт вселенского счастья, а в первую очередь просто думающий человек, который виртуозно выражал свои мысли, в том числе и в стихах.
– Знаете, как воздушный гимнаст, который виртуозно выполняет сложные трюки, думаешь: сейчас сорвется же... Но нет.
– Мне ближе сравнение с очень сложной архитектурой, причем современной, из стеклобетонных конструкций. Это виртуозная архитектура языка, безусловно. Он очень интересно думал о жизни и неповторимо свои мысли выстраивал – как никто другой. Еще любил в это играть и вообще был большой хулиган, по-моему. Обращался с языком во многом смело и нагло. Ну, что сказать, имел право. Причем никто ему этого права не давал. Сам взял, потому что думал и не кричал, кстати, о великой России. Но прославил ее. Бродский говорил, что он благодарен судьбе за ссылку, которая и сделала его поэтом. И многие его друзья, исследователи, критики говорят о том, что в ссылке, в деревне под Архангельском, он обрел себя по-настоящему, стал тем Бродским, которого мы знаем.
– Он, кстати, не хотел возвращаться в Петербург ни живым, ни мертвым.
– Он отчасти опасался возвращения. Не потому, что у него была обида, а потому что было тревожно: он не знал, что увидит и что с ним произойдет. Он был слишком умный человек, чтобы обижаться на дураков и поступки одних людей переносить на других, в другое время, в другом месте. Ну, какая связь была между теми, кто его высылал, и теми, кто его звал обратно? Я думаю, у него были свои, глубоко личные причины. Наверное, не хотел выдергивать себя из зоны комфорта. У него уже сложилась определенная картина мира – и, видимо, было ощущение, что, если он вернется, эта картина просто нарушится. И потом, я думаю, ему не хотелось возвращаться на постаменте. Он понимал, что если вернется, то бронзовым. Хотя есть версия, что он все-таки приезжал инкогнито. Но мы об этом никогда не узнаем, потому что он об этом ни разу нигде не обмолвился.